Глава пятнадцатая
Прошло несколько секунд, прежде чем я осознала, что именно сказал Люциус, и с ужасом посмотрела на него. А когда пришла в себя, то рванулась прочь, чтобы вскочить с кровати и оказаться как можно дальше от мужа. В тот миг я даже не поняла, что сделала — моё тело начало действовать словно само по себе, едва я осознала, что только что сама рассказала Люциусу о проклятье, о котором он ничего не должен был знать. Но каким бы молниеносным ни было моё движение, Люциус, по-видимому, ожидал его, так как в последнюю секунду ему удалось схватить мою ладонь. Дёрнув меня к себе, он прижал меня к кровати, не давая возможности вырваться, и навис сверху.
читать дальше— Так что за проклятье? — настойчиво спросил он.
Я закрыла руками лицо, но рыдания мне сдержать не удалось:
— Ты же сказал Мелиссе, что знаешь, почему я уехала.
На несколько секунд повисло тяжёлое молчание.
— Мне не хотелось быть грубым с твоей сестрой в день её свадьбы, — наконец сказал Люциус. — Иначе я просто напомнил бы ей, что она вмешивается не в своё дело. Я жду объяснений.
Всё так же не отрывая ладоней от лица, я как заведённая только качала головой.
— Милая, не вынуждай меня причинять тебе боль, — после небольшой паузы с угрозой произнёс Люциус.
Непроизвольно я сжалась, но всё же ответила достаточно твёрдо — насколько это было возможно, так как я не могла перестать плакать:
— Делай, что хочешь.
Снова наступило молчание. Люциус резко отпустил меня и сел в постели, прислонившись к спинке кровати. Я уже собралась было повернуться, чтобы встать, как вдруг почувствала, что Люциус очень бережно подтянул меня повыше и, обняв, прижал к себе. Сопротивляться ему, когда он проявлял нежность, я никогда не могла, и этот раз не стал исключением. Прижавшись щекой к его груди, я молча лежала, время от времени сглатывая слёзы и пытаясь понять, каким образом можно выбраться из этой практически безвыходной ситуации.
— Послушай, — нарушил тишину Люциус, — вчера и сегодня ты наговорила достаточно, чтобы я смог кое-что понять — что существует некое проклятье, из-за которого мы не можем быть вместе. Из-за него я попал в больницу, и ты, чтобы спасти меня, уехала. Я о проклятье знать ничего не должен, иначе умру — страх именно этого заставляет тебя молчать и держаться от меня подальше. Ты видишь, я знаю всё — кроме двух вещей: кто наложил заклинание и почему. Думаю, скрывать эти мелочи уже бессмысленно.
Доводы Люциуса были логичны и убедительны. Он молчал, а я лежала и обдумывала его слова.
— Арманд Малфой, — ответила я, не вспомнив ничего, что помешало бы мне разговаривать о проклятье с мужем в том случае, если он сам догадался бы обо всём, и рассказала историю, которую поведал мне призрак сэра Генри. Под конец слёзы снова потекли из моих глаз, но я только молча их сглатывала.
Почувствовав, как Люциус задрожал, я резко подняла голову и испуганно взглянула на него: вдруг проклятье начало действовать немедленно? И застыла, поражённая увиденным, потому что Люциус... смеялся. Беззвучно, но... смеялся. Заметив, что я смотрю на него, он рывком притянул меня к себе и коснулся губами моих губ. Странный это был поцелуй. Страстный. Настолько, что в буквальном смысле причинял боль. И в то же время настолько жадный, что мне хотелось только одного — чтобы этот поцелуй не заканчивался.
— Люциус, — прошептала я, оторвавшись от мужа, когда мне просто не стало хватать дыхания.
Он обхватил моё лицо ладонями и, поглаживая большими пальцами скулы, несколько мучительно долгих секунд разглядывал меня. Наконец сказал:
— Думаю, что мы разрушили проклятье.
Я не успела и слова произнести, как голос, который я не рассчитывала когда-либо услышать снова, подтвердил:
— Совершенно верно.
От неожиданности мы с Люциусом оба вздрогнули и посмотрели в ту сторону, откуда донёсся голос: сэр Генри застыл у противоположной стены возле камина и насмешливо смотрел на нас.
Испуганно вскрикнув, я отпрянула от мужа и рванула на себя одеяло, чтобы прикрыться.
— Вот уж не думал, что вы будете стесняться призрака, мадам, — съязвил сэр Генри.
— Призрак или нет, но при жизни вы были мужчиной, — проворчала я, судорожно поправляя ткань. Заметив, что от волнения пальцы плохо слушаются меня, Люциус сам расправил одеяло и закутал меня в него, причём настолько, что непокрытыми остались только голова и шея. — Как вы здесь оказались, сэр?
Генри Малфой поморщился и перешёл на старофранцузский:
— Ради бога, мадам, сделайте мне одолжение: дайте возможность хоть немного не разговаривать на этом плебейском языке, который вы называете английским. В конце концов, вы находитесь в доме моих предков. Правнук, — наклонил он голову, приветствуя Люциуса. Не дожидаясь ответного приветствия, он обратился ко мне: — Как я здесь оказался? Я уже говорил вам, мадам, что я не совсем обычное привидение.
— Вы солгали мне, — упрекнула я его. — Я вам поверила, а вы лгали мне с самого начала. А Драко наверняка рассказали правду, — с горечью добавила я.
— Нет-нет-нет, мадам, — приблизившись, покачал головой призрак. — Вы не правы. Как раз ему я солгал, а вам рассказал правду. Только не всю, — после паузы уточнил он. — Я был совершенно спокоен, считая, что вы убеждены в том, что с проклятьем бороться бессмысленно. Ваш пасынок застал меня врасплох вопросом о том, каким образом можно снять проклятье. Знаете, мне никогда не было так трудно. Ведь он — Малфой, так что сразу бы понял, если бы я сыграл неубедительно. Это был чистейший экспромт, мадам. Но удавшийся, несмотря на очевидные глупости, которые я наговорил, — самодовольно закончил он.
— Каким образом проклятье было разрушено? — устало спросила я, чувствуя, что вновь попадаю под обаяние сэра Генри.
— Я не всё рассказал вам о том моём разговоре с отцом, когда я сам узнал о проклятье, — ответил он, подплывая ещё ближе. Его лицо исказило страдание. — Не было дня, чтобы я не вспоминал его слова. «Ты оказался недостойным её. Эта девушка пожертвовала собой ради тебя. А ты... ты предпочёл поверить всему, что она тебе сказала. Если бы ты только не отказался от неё!» — вот что сказал мне отец, когда я спросил его, каким образом можно снять проклятье.
— То есть... — начала было я и остановилась. Кусочки головоломки — все эти недомолвки, уклончивые ответы и убеждения меня в том, что проклятье преодолеть нельзя, — наконец, сложились воедино. — О боже! — выдохнула я, упираясь локтями в согнутые колени и закрывая руками лицо. Одеяло снова сползло, и Люциус тут же подхватил его и вновь закутал меня. В другой раз я не преминула бы съязвить насчёт его чувства собственничества, но тогда я почти ничего вокруг не замечала от ужаса при мысли, что могла всё испортить.
— Совершенно верно, мадам, — кивнул сэр Генри. — Вам для снятия проклятья нужно было отказаться от мужа, а ему — не отказаться от вас. Не отказаться, несмотря на обиду, боль и презрение. Но не отказаться, ничего не зная о проклятье — это самое главное. Судя по тому, что вы оба всё ещё живы, ваш муж приехал за вами, мадам. Согласитесь, я сделал всё возможное, чтобы при вашем не всегда уместном стремлении во что бы то ни стало найти решение любой задачи вы не упустили единственный шанс действительно решить её, — язвительно закончил он.
— Согласна, — ответила я и, по-прежнему закрывая руками лицо, со стоном откинулась назад, на плечо Люциуса.
— Ну что же, мне пора, — услышала я голос призрака. — Правнук, — насмешливо сказал он, обращаясь к Люциусу. Я услышала, как муж хмыкнул, и почувствовала, как он кивнул в знак прощания.
— Куда вы? — спросила я сэра Генри, рывком снова садясь в постели.
— Туда, куда не попал после смерти, — усмехнулся он и отплыл к стене.
— Подождите! — окликнула я его. — Есть кое-что, о чём, как мне кажется, вы должны знать. Максимилиан не умер в день своего рождения.
Призрак резко обернулся и подплыл обратно к камину.
— Тогда каким образом... — начал он и замолчал.
Я рассказала о том, как познакомилась с Оберонами и как увидела двойную вышивку на гобелене с родословным древом Оберонов.
— Правда, в книгах я встрачала лишь описание, что при усыновлении ребёнка проводился обряд, во время которого глава рода делал магическую вышивку имени усыновлённого ребёнка, и тогда имена потомков этого ребёнка появлялись на гобелене. Но, думаю, они использовали тот же обряд, чтобы выдать Максимилиана за своего умершего сына, — сказала я и посмотрела на мужа. Увидев, что он кивнул, подтверждая мою догадку, я вновь повернулась к призраку. — Я могу пригласить Рауля и Адель навестить нас, и тогда вы смогли бы взглянуть на них. Но, наверное, вам лучше отправиться к ним в поместье.
— Зачем? — усмехнувшись, с горечью спросил сэр Генри.
— Затем, — немного помедлив, ответила я, — что Гвинет после смерти тоже стала привидением и обитает в их доме.
Призрак резко вскинул голову и недоверчиво сказал:
— Если это шутка, мадам...
Я покачала головой:
— Вы в самом деле считаете, что я стала бы шутить так? — И объяснила, как добраться до дома Оберонов.
Быстрее, чем обычно, сэр Генри снова переместился к стене. Но прежде чем просочиться сквозь камень, он обернулся и тоном, от которого мне стало очень тепло на душе, сказал:
— Благодарю вас, мадам.
Как только мы остались вдвоём с Люциусом, я повернулась к мужу и, обняв его, уткнулась лицом ему в шею и расплакалась. Люциус тоже обнял меня, легко поглаживая по спине.
— Тебе не кажется, что на сегодня слёз достаточно? — наконец, насмешливо спросил он.
— Я люблю тебя, — невпопад ответила я.
— Я знаю это, — ответил Люциус, и в его голосе не было и тени усмешки.
Не отрываясь от мужа, я замотала головой и повторила:
— Ты не понимаешь. Я люблю тебя.
— Это ты не понимаешь, милая, — чуть крепче прижав меня к себе, ответил он, — я знаю это.
— Интересно, если бы Гвинет не вернула тогда перстень сэру Генри, она попала бы в Малфуа? — спросила я. Вставать не хотелось, но не потому, что за окном всё ещё было темно, а потому, что не было желания хотя бы на секунду покидать объятия Люциуса. Успокоившись, я прикорнула у него на плече и рассматривала его подарок на своей руке. — Она ведь была совсем рядом с поместьем.
— Если бы она попала сюда, вряд ли бы здесь оказалась ты, — усмехнулся он.
— Я знаю. Как ты думаешь, что с ними теперь будет?
— С кем? — отозвался Люциус.
— С сэром Генри и Гвинет.
— Откуда мне знать? — фыркнул он.— Зависит от того, что держало их на земле. Судя по тому, что ты рассказала, их превращение в призраков связано с их последними желаниями.
— Последними желаниями? — приподнявшись, я посмотрела на него.
Люциус кивнул.
— Последнему желанию человека исстари приписывалось особое значение. Но если у магглов исполнение этого желания зависело от окружающих, то волшебникам с ним следует быть поосторожнее — оно вполне может исполнится, причём таким способом, которому волшебник может быть и не рад.
— Сэр Генри считал, что стал привидением, чтобы предостеречь своих потомков от проклятья. А о проклятье он узнал как раз перед смертью и, по его словам, не хотел, чтобы от него пострадал кто-то из его потомков, — сказала я.
Люциус снова кивнул.
— А Гвинет говорила, что не помнит, о чём она думала в последние минуты своей жизни. Но она тоже предполагает, что эти мысли отразились на Оберонах в проклятье, которое преследует их семью, — продолжила я.
— Вот видишь, — сказал он. — И что она предполагает?
— Ничего конкретного. Но насколько я смогла понять, больше всего она боялась, что сэр Генри не узнает о Максимилиане.
— Ну, теперь он знает. И если предположение о последнем желании верно, логично думать, что и это проклятье исчезнет.
— Было бы неплохо, — пробормотала я, опуская голову на плечо Люциуса. — Рауль очень любит Элен. Так ты думаешь, что они захотят умереть окончательно?
— Милая, я пять минут назад сказал тебе, что не знаю этого.
— Сэр Генри — твой предок. Ты наверняка можешь представить, как он поступит.
— Я могу представить только то, как я поступил бы на его месте. В любом случае, в Малфой-мэноре призрака Генри Малфоя больше никто не увидит.
— Почему? Если он решит отправиться дальше, то понятно. Но ведь Малфой-мэнор — его дом, а вы — его потомки...
— По линии детей, которых он не любил, — преравал меня Люциус.
На это возразить было нечего. Я пошевелилась, стараясь лечь поудобнее. В это время мой взгляд упал на часы, и я охнула.
— Что случилось? — тут же спросил Люциус.
— Лайнус проснётся меньше чем через час. Если ты не хочешь, чтобы он застал нас в таком виде, то пора вставать.
— Разве он входит в твою комнату без разрешения? Хотя ожидать от него иного поведения при том, что его воспитывала ты, не следует.
Едкое замечание вызвало у меня улыбку и нежность: оно так напомнило мне наши прежние пикировки дома, в имении. Я не удержалась и быстро поцеловала мужа.
— Когда мы отправимся в Малфой-мэнор? — спросила я. — Тебе понадобится какое-то время, чтобы осмотреть Малфуа, но после того, как закончатся каникулы и дети уедут в Хогвартс, мы можем вернуться сюда и задержаться на несколько дней, чтобы решить не спеша, что будет с замком.
— Думаю, мы не спеша решим всё до отъезда, — ответил он. — В имение отправимся послезавтра.
Я кивнула и слегка опустила голову, чтобы моя понимающая улыбка не показалась Люциусу вызывающей: из-за моего отстутствия отношения между ним и детьми стали немного напряжёнными, и Люциус наверняка рассчитывал, что сможет их восстановить, если превратит моё возвращение домой в подарок к Рождеству.
— Где здесь ванная? — спросил Люциус, вставая с кровати и накидывая халат, в который трансфигурировал покрывало. — Торри вызову потом.
— Здесь нет ванной, — ответила я, тоже поднимаясь и надевая халат. — Но есть кое-что получше. Баня. Уверяю, тебе понравится. И... — я замялась. — Прошу тебя, не вызывай Торри.
Люциус резко обернулся ко мне:
— Здешние эльфы ни к чему не приучены. Докажи, что меня устроит замена, которую ты мне предложишь.
Я улыбнулась и, подойдя к Люциусу, обняла его:
— Уверена, что смогу поухаживать за мужем не хуже, чем эльф.
— Неожиданно, — прокомментировал он. — Но меня интересует, откуда такое рвение?
Вызвав Латару, я попросила её нагреть баню и только потом ответила:
— Тебе не понравится то, что я скажу, но... Понимаешь, Мири и его семья — они выросли свободными. Если здесь окажется несвободный эльф, они почувствуют это. Они довольно покорно воспринимают рабство своих собратьев, потому что живут замкнуто. Но они всё же не бесчувственны, поэтому увидеть рядом эльфа, который отличается от них, им будет больно. Я не хочу причинять боль тем, кто на протяжении нескольких лет заботился обо мне и Лайнусе. — Как и следовало ожидать, к моим словам Люциус остался равнодушен, и я переменила тему: — Пойдём, баня нагревается быстро.
До отъезда мне необходимо было попрощаться с Оберонами и Маргарет, а также уладить вопрос с продажей моей доли в книжном магазине. Но и тем, и другим, и третьим я решила заняться только на следующий день. А тот день принадлежал моей семье. Но раньше, чем я высказала свои предложения относительно того, чем мы могли бы заняться, Люциус предложил отправиться после завтрака в магический квартал Парижа. За подарками к Рождеству, как он пояснил. Вообще-то подарки для всех родных и друзей у меня были готовы, и я немного засомневалась, стоит ли отправляться в Париж, потому что там нас могли увидеть, и тогда сюрприз с моим возвращением не удался бы. Но идея была с таким восторгом воспринята сыном, что я не смогла его разочаровать. И, конечно же, не пожалела об этом. Лайнус, в первый раз оказавшийся в большом волшебном мире, заразил своей радостью и нас с Люциусом. Правда, впечатлений для первого раза было слишком много, так что сын уснул прямо на руках у отца, едва тот поднял его, чтобы трансгрессировать в Малфуа.
Уложив сына в постель, Люциус вышел, а я задержалась, чтобы разобрать покупки. Затем я присоединилась к мужу. Он стоял на улице и рассматривал замок.
— Мрачный он какой-то, — сказал Люциус, когда я подошла к нему.
— Никогда не замечала, — пожала плечами я. — Первый раз, когда я увидела его, мне было просто интересно. Ведь этот замок был построен раньше, чем любой из тех, что я видела до того. А когда взглянула на него во второй раз, то уже знала, что это дом твоих предков. И я всегда воспринимала его как... — я замолчала, пытаясь подобрать нужное слово.
— Как? — спросил Люциус, когда пауза затянулась.
— К дому меня привёл перстень, который ты мне подарил, — ответила я. — В тот миг, когда я поняла это, я подумала о том, что ты не находишься рядом со мной, но по-прежнему заботишься обо мне — так, как ты всегда это делал. И на этот замок я всегда смотрела как на приют, который в самую трудную минуту дала мне твоя любовь. Я очень хочу вернуться домой, к детям. Но по Малфуа я буду скучать. И, наверное, так сильно, как никогда не скучала по Малфой-мэнору.
— Летний отдых в родовом поместье может стать хорошей семейной традицией, — сказал Люциус.
Некоторое время мы молча смотрели на дом. Затем я услышала, как Люциус усмехнулся.
— Что тебя рассмешило? — спросила я.
— Вспомнил наш разговор о наследстве, — ответил он. — Один этот замок можно приравнять к половине имущества в Англии. Лайнусу повезло.
— Почему Лайнусу?
— Я завещаю этот дом ему.
— Лучше Николасу, — сказала я. — И вообще, Люциус, мне не нравится, что ты завёл этот разговор. Ещё вчера я была уверена, что мне предстоит жить в одиночестве до конца своих дней. Пожалуйста, не надо говорить ни о чём, что может нас разлучить. Даже думать не хочу об этом.
— Почему? — спросил он, расправляя свою мантию так, чтобы я оказалась под ней вместе с ним. — Мы все когда-нибудь умрём.
— Когда-нибудь — да. А сейчас не надо говорить об этом.
Люциус усмехнулся.
— Почему всё-таки Николас? — спросил он через какое-то время.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но ты бы видел, с каким восхищением Николас смотрел на этот дом. Ты бы видел, как он даже просто прикасался к стенам. Словно... к святыне, — подобрала я подходящее слово и посмотрела на Люциуса. — Самым большим желанием Лайнуса было встретиться с тобой, и его мечта сбылась. Теперь ты для него самый главный человек на свете, и он пойдёт за тобой в огонь и воду. А Малфуа никогда не будет для него чем-то особенным.
— Николас так Николас, — кивнул Люциус, отводя от меня взгляд и вытягивая в сторону руку. В следующую секунду я услышала шум крыльев и обернулась.
— От Драко? — спросила я, узнав сову, опустившуюся на руку Люциуса.
— Да, — ответил он, отвязывая письмо. — Я уехал, никого не предупредив. Пойдём, нужно написать ответ, чтобы они не беспокоились.
Оставив мужа в гостиной, я поднялась в спальню, чтобы начать собираться домой. Пусть в Малфой-мэнор мы должны были отправиться только через день, но мне просто необходимо было делать что-то, что хоть немного приближало меня к возвращению домой. Но когда я вошла в комнату, мой взгляд задержался на омуте памяти и флаконе, стоявшем рядом с ним. В суматохе последних часов я совсем забыла о воспоминании, которое привёз мне Гарри. Проклятье было снято, и Люциус находился рядом со мной, однако я решила всё же посмотреть воспоминание.
Оказавшись в омуте памяти, я привычно огляделась в поисках деталей, которые помогли бы мне определить время, к которому относится воспоминание. Гарри говорил, что эта встреча с Люциусом произошла пару месяцев назад. Мы находились в доме Гарри, в его кабинете, так что я взглянула на стол, на котором стоял календарь. Мой чрезвычайно занятой друг постоянно забывал о днях рождения друзей и родных, годовщинах событий, и когда-то этот календарь я сама подарила ему, зачаровав его так, что он каждый год заблаговременно напоминал ему о предстоящих событиях. Встреча произошла двадцать пятого октября — на следующий день после того, как Люциус применил змею. Поэтому я с особым вниманием смотрела на мужа, пытаясь по скупой мимике и неуловимой смене выражений его глаз понять, что он чувствовал. Этого мне не удалось, поскольку встреча была очень короткой. После сдержанного обмена приветствиями Люциус попросил сообщить ему, где я нахожусь. Конечно же, Гарри ответил отказом, но Люциус продолжал настаивать, терпеливо разговаривая с Гарри и не обращая внимания не недружелюбные реплики Рона, присутствовавшего здесь же. Поняв, что разговор ни к чему не привёт, Люциус, вставая, оскорбительно отозвался обо мне.
— Да как ты смеешь! — воскликнул Рон, стремительно делая несколько шагов в сторону Люциуса.
— Рон! — окликнул его Гарри и вытянул руку в его сторону, жестом останавливая. — До свиданья, мистер Малфой.
— Всего доброго, — надменно ответил Люциус.
На этом воспоминание заканчивалось. Однако раздумывать об увиденном у меня не получилось, так как, вынырнув из омута памяти, я увидела мужа, стоявшего возле меня.
— Очередной подарок от твоих друзей? О чём на этот раз? — спросил он.
— О вашей последней встрече, когда ты хотел узнать, где я нахожусь, — ответила я, подцепляя воспоминание в омуте памяти и отправляя его обратно во флакон.
— Они и в самом деле сообщают тебе обо всём, — сказал Люциус, поднося к виску палочку и сбрасывая вытянутою серебристую нить в омут.
— Что это? — удивилась я.
— Ты же наверняка захочешь узнать, что было дальше. Желания рассказывать тебе у меня нет, поэтому я предлагаю тебе просто посмотреть самой и не донимать меня вопросами. Идёшь? — спросил Люциус, протягивая мне руку.
Вложив в его ладонь свою, я вместе с мужем вновь погрузилась в омут памяти.
Воспоминание Люциуса начиналось ровно с того места, где закончилось воспоминание Гарри, так что у меня даже сомнений не осталось, что ночью, когда я спала, Люциус просмотрел его.
Я увидела, как Люциус вышел из кабинета Гарри, и, пока дверь ещё не закрылась, услышала обрывок разговора друзей:
— Да как он смеет! — возмущался Рон. — Он недостоин её!
— Я знаю! — ответил Гарри. — Но она любит его, Рон. Хотя бы ради Гермионы...
Дверь захлопнулась, и дальнейшего разговора слышно не было, но после слов Гарри на лице Люциуса отразилось... отчаянье. Изумлённая, я быстро взглянула на мужа, стоявшего рядом, но затем снова перевела взгляд на Люциуса из воспоминания — и вовремя, потому что выражение отчаянья почти мгновенно сменилось обычной бесстрастностью. Увидев, что взгляд Люциуса направлен на что-то позади меня, я обернулась и поняла, что стало причиной столь резкой смены выражений на его лице: в нескольких шагах от нас стояла Джинни.
— Мистер Малфой, — вежливо сказала она.
— Всего доброго, миссис Поттер, — Люциус слегка поклонился ей и по длинному коридору направился в сторону выхода.
Тут сцена изменилась, и мы оказались в кабинете Люциуса в Малфой-мэноре. Я быстро оглянулась в поисках календаря — был вчерашний день, который, судя по сумраку за окном, уже клонился к вечеру. Я услышала, как хлопнула дверь, и, обернувшись, увидела вошедшую Джинни.
— Миссис Поттер, — вставая из-за стола , сказал Люциус. — Чем обязан?
Не говоря ни слова, Джинни подошла к его столу и так же молча положила на него небольшой камень. Я сразу же узнала его — это был тот самый камень, который мы нашли во дворе Малфуа в те дни, когда только-только приехали сюда. Камень не был каким-то особенным — обычный кварц, но очень красивого цвета и формы. Только потом я узнала, что Гарри забрал его.
— Что это? — настороженно спросил Люциус.
— Портал, — коротко ответила Джинни. — С его помощью вы сможете попасть к Гермионе. Пароль для активации — «замок». Сегодня вечером мы с мужем уезжаем на пару дней, и он ничего не знает о том, что я взяла портал, чтобы передать его вам. Я никогда не была у Гермионы, поэтому не знаю, куда вы попадёте. Но клянусь, мистер Малфой, если по возвращении я узнаю, что вы причинили вред Гермионе, я не успокоюсь до тех пор, пока вы не заплатите за это. До свиданья.
Джинни сделала несколько шагов в сторону двери.
— Миссис Поттер, — окликнул её Люциус. И когда она обернулась, сказал: — Благодарю.
Глаза Джинни полыхнули гневом. Она стремительно вернулась к столу и, не сдерживаясь, произнесла:
— Не думайте, что я делаю это ради вас! Я не забыла и никогда не забуду, что из-за вас я едва не погибла! Но детям нужна мать! — Она прошла немного к выходу, но потом остановилась: — Как странно. Все эти годы, — с того времени, как Гермиона уехала, — каждый раз, когда она говорит о вас, я вижу в её глазах ту же боль, что увидела в ваших. Не знаю чем, но чем-то вы её покорили. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.
После этих слов перед моими глазами всё поплыло — воспоминание закончилось. Вновь оказавшись в комнате, я с изумлением посмотрела на мужа:
— Джинни?! Портал тебе передала Джинни?!
— Милая, ты сама это только что видела, — язвительно ответил Люциус, поднося палочку с подцепленным в омуте памяти воспоминанием к виску.
— Видела, — пробормотала я. — Но я никогда не подумала бы, что она так поступит. Сказать, что она тебя не любит — значит, ничего не сказать. Хотя она и старалась этого никогда не показывать, чтобы меня не расстраивать. Но сделать то, что она сделала!
Я отлеветировала вещи из шкафа на кровать.
— Утром у нас не было возможности поговорить, — начиная разбирать их, сказала я. — Я хотела спросить: когда ты узнал о рождении Лайнуса?
— Полагаю, в тот момент, когда он появился на свет, — услышала я насмешливый голос Люциуса. — Не забывай, я чувствую всё, что ты испытываешь физически.
— Я помню, — ответила я. — Только как ты понял, что я рожаю?
— Мне было с чем сравнивать, — сказал он.
— Патрисия, — всё сразу поняв, выдохнула я. Почувствовав внезапную слабость в ногах, я села на кровать и закрыла рот рукой. Несмотря на то что заклинания, носившие название родовой печати, были схожи по своему действию, всё же в каждой семье возможности его были своими. Так что единственный, от кого я могла узнать подробности о родовой печати Малфоев, был Люциус. Но когда он использовал её, чтобы меня мучить, я значила для него не больше, чем вещь. Поэтому в то время спрашивать его о родовой печати было бессмысленно. Когда же наши отношения изменились, то этой неприятной для нас обоих темы мы не касались вовсе. Предполагала ли я, готовясь к отъезду, что Люциус почувствует, когда у меня начнутся роды? Такая мысль у меня мелькала, но тогда у меня было слишком много забот. Постаравшись вспомнить все случаи применения родовой печати и проанализировав поведение и слова Люциуса, я пришла к выводу, что даже если он и почувствует что-то, то разобраться в причине этой боли он не сможет. Кроме того, миссис Уизли и ещё несколько моих знакомых женщин, у которых было несколько детей, не раз говорили, что следующие роды всегда были легче предыдущих. Да и мой собственный опыт доказывал это. Для меня это была уже третья беременность и третьи роды, которые должны были быть достаточно лёгкими и быстрыми, а значит, Люциус вполне мог бы даже и не почувствовать моей боли. Возможно, я просто успокаивала себя таким образом, ведь тогда мне и так было очень тяжело.
— Дорогая, — я услышала быстрые шаги Люциуса. Взяв меня за подбородок, он заставил меня поднять на него глаза, а затем прикоснулся к моей щеке.
Увидев тревогу в его взгляде, я успокаивающе погладила его по руке:
— Я в порядке. Значит, вот почему ты тогда так быстро вернулся в имение. Я считала, что твоя встреча просто закончилась раньше и ты успел вернуться в аккурат к рождению дочери. Мне вдруг стало так страшно, Люциус, — понизив голос до шёпота, сказала я. — Я не уверена, что нашла бы я в себе силы уехать тогда, если бы знала, что ты узнаешь о рождении сына таким образом.
Он ничего не говорил, только задумчиво смотрел на меня и поглаживал большим пальцем мою щёку. Закрыв глаза, я потёрлась щекой о его ладонь.
— Но в таком случае странно, — сказала я, вновь взглянув на него.
— Что странно? — отозвался Люциус.
— Странно, что ты перестал искать меня. Вернее, что ты перестал искать сына, если знал о нём.
Люциус тут же убрал руку и отошёл к камину.
Напряжённая тишина повисла в комнате, и я озадаченно посмотрела на мужа. Такое поведение Люциуса было очень похоже на... бегство. А эта тишина вселяла в меня тревогу и странным образом вызывала ощущение дежа вю. Я снова взглянула на мужа: Люциус стоял возле камина, слегка наклонив голову и рассматривая пол. «Он чувствует себя виноватым», — промелькнула у меня мысль. Откуда она взялась, я не знаю, однако это единственное, что я подумала в тот миг. Но чувство вины, настолько сильное, что я могла ощутить его, Люциус испытывал лишь однажды...
— Не может быть! — прошептала я, изумлённо глядя на него.
— Что не может быть? — с деланным равнодушием спросил он.
— Несмотря на обиду, боль и презрение, — всё так же шёпотом продолжала я. — Презрение — именно это сказал призрак. — Люциус сжал челюсти и резко вскинул голову, и этот жест однозначно подтвердил мою догадку. Даже не поняв, что делаю, я мгновенно очутилась возле него и, со всей силы ударив сжатыми в кулаки руками по его плечам, крикнула: — Не может быть! Ты вновь решил, что я изменила тебе и что Лайнус — не твой сын!
Люциус перехватил мои руки и попытался обнять меня.
— Оставь меня! — гнев придал мне сил, и, оттолкнув мужа, я сделала пару шагов назад. — Чего я только не передумала, когда услышала, как ты говоришь Мелиссе, что знаешь, почему я уехала! Какие только причины не называла! Я никак не могла понять, почему, если ты знаешь о проклятье, вместо хотя бы элементарной благодарности ты вновь возненавидел меня! В конце концов я решила, что ты действительно знаешь о проклятье и возненавидел меня — за то, что твоё чувство ко мне активировало его! Я не зря прожила с тобой столько лет! Такая реакция вполне в твоём характере — об этом говорил даже Драко! Да, мне было больно и обидно, но я и в этот раз проглотила обиду. И, господи, все эти годы!.. Все эти годы я чувствовала себя виноватой из-за того, что не могла ничего тебе рассказать! Я чувствовала себя виноватой из-за того, что не рассказала тебе о сыне, которого ты хотел! Я пыталась загладить свою вину, рассказывая Лайнусу о тебе, о том, какой ты замечательный отец и как ты будешь рад, когда встретишься с ним! Но даже в самых страшных мыслях я не допускала, что ты можешь подумать такое обо мне! Не трогай меня! — взвизгнула я, когда Люциус снова попытался схватить меня за руку. Развернувшись, я бросилась к выходу из комнаты — мне было всё равно, где оказаться, лишь бы подальше от него.
Но не успела я сделать и двух шагов, как меня пронзила боль — не очень сильная и не очень долгая, но в попытке преодолеть её я согнулась и упала на одно колено. Уже через секунду я почувствовала, как Люциус поднял меня на руки и, опустившись на кровать, оперся на спинку, прижимая меня к себе. Сознание собственного бессилия переполнило чашу, и слёзы, которые я сдерживала до того момента, хлынули потоком из моих глаз.
— Ты представить себе не можешь, что я пережил в те дни, — негромко начал говорить Люциус, и постепенно я затихла, жадно слушая его — как всегда, когда Люциус снисходил до того, чтобы рассказать, что он чувствовал. — Ты была первым человеком, которого я рассчитывал увидеть, когда очнулся в больнице. Зная тебя, я был уверен, что ты дни и ночи проводила возле моей постели.
— Я и проводила, — всхлипнула я.
— Я знаю, — нетерпеливо ответил он. — Не считай, что я сразу подумал о твоей измене. Когда Драко сообщил, что ты исчезла... Макдафф не хотел отпускать меня. Ему очень повезло, что при мне не было палочки, иначе я бы точно проклял его. Целитель сказал, что я находился под воздействием родового проклятья. И я ни на секунду не сомневался, что твоё исчезновение каким-то образом связано с моим выздоровлением. Не сомневался до тех пор, пока...
— Пока? — переспросила я, когда Люциус замолчал.
— Пока за рождественским столом не почувствовал, что ты испытываешь сильную боль, и не разобрался, что у тебя начались роды. Первое, что я сделал — поднялся к гобелену с родословной. Но имя малыша не появилось ни когда он родился, ни на следующий день.
— И тогда ты решил, что я тебе изменила, — сказала я.
— Нет, — покачал головой Люциус. — Я понял, что ребёнок не мой, но я решил... — Люциус сделал явное усилие, чтобы продолжить: — Я решил, что кто-то принудил тебя.
Я удивлённо вскинула на него взгляд:
— Как же змея?
— Видишь ли... Я тебе говорил, что родовая печать — это аналог маггловского пояса верности. Но всё же это заклинание более гуманно, чем изобретение магглов. — Люциус ненадолго замолчал. — Я знаю, что с моей смертью заклинание исчезло бы, и ты стала бы свободна. Но кто знает, действовало ли оно в то время, пока я находился в больнице? Ведь я, судя по словам целителя, был почти что мёртв. Когда я решил, что ты родила ребёнка, о котором не хочешь мне говорить, я взял у всех в Малфой-мэноре воспоминания о том, что происходило с тобой во время моего отсутствия, и несколько недель просматривал их, пытаясь по твоему поведению найти подтверждение своим мыслям. Однако ты вела себя как обычно, к тому же довольно часто исчезала из дома. Какой вывод я мог сделать ещё, скажи?
— Тот, который сделал, — немного поразмыслив над его словами, ответила я. Мой гнев начал потихоньку утихать. Неудивительно, что прекращение моих поисков Люциусом я никак не могла увязать с рождением Лайнуса. Возможно, если бы эти два события произошли в короткий период времени, я и смогла бы догадаться о том, что там надумал Люциус. Но он прекратил мои поиски через четыре месяца после рождения сына. Что же, нужно отдать ему должное, Люциус довольно долго держался — в Малфой-мэноре омута памяти не было, это я знала точно. Три месяца ушло на его изготовление и ещё месяц — на просмотр воспоминаний домашних. Четыре месяца — и только потом Люциус поддался своему заблуждению и перестал меня искать. — Только это ничего не меняет, — продолжила я. — Ты обидел меня самим предположением, что я могла спать с кем-то в то время, когда ты находился при смерти.
Когда он попытался притянуть меня к себе, я сжалась, тем самым давая понять, что его прикосновение мне неприятно. К моему удивлению, настаивать он не стал, и в комнате повисло напряжённое молчание.
— Наверное, мне просто легче было поверить в то, что ты мне изменила, чем в то, что ты, любя меня, смогла меня оставить, — услышала я его негромкий голос: Люциус словно разговаривал сам с собой.
Всё моё негодование враз куда-то испарилось, и я слегка прислонилась лбом к его плечу.
— Зачем ты использовал родовую печать? — спросила я, не уточняя, о каком именно случае я говорю: я прекрасно знала, что Люциус поймёт меня.
— Хотелось почувствовать тебя, — просто ответил он.
Я подняла голову и посмотрела на него:
— А потом ты испугался, что мне стало плохо, и попросил Гарри сказать, где я? Чтобы убедиться, что использование заклинания не причинило мне вреда?
Люциус на секунду прикрыл глаза, но вместо простого и ясного «да» его ответом,как и следовало ожидать, оказаля вопрос:
— Ты чувстовала себя плохо? Только не смей мне лгать!
Я опустила голову ему на грудь и, немного помедлив, ответила:
— Мне приснился сон... Чудесный сон. Мне снилось, что я оказалась в Малфой-мэноре, что я захожу в гостиную, а там находитесь вы все. Дети, Драко, Астория — их я не вижу, но знаю, что они там. А тебя я вижу — ты стоишь и смотришь на меня. Ты не улыбаешся, не протягиваешь ко мне руки — просто стоишь и смотришь на меня. И мне стало так хорошо. В ту минуту я чувствовала, что так будет всегда, что я никогда не расстанусь больше с вами. Я... я была счастлива. По-настоящему счастлива. Плохо было потом, когда я проснулась и поняла, что это всего лишь сон и что такого никогда не будет. — Непроизвольно я сжалась, на мгновение снова ощутив ту боль, и тут же почувствовала, как Люциус крепко обнял меня. — Как думаешь, этот сон мог быть выполнением условия, при котором можно использовать родовую магию, раз ты переживал, что не можешь оказаться со мной рядом? — немного помолчав, спросила я.
Люциус пожал плечами:
— Вполне возможно.
Я немного помолчала.
— Когда ты справишься со своей ревностью? — глубоко вздохнув, спросила я. — Когда-нибудь она доведёт тебя до беды.
Он не ответил.
Время до вечера пролетело незаметно: Лайнус, так же, как утром, не отходил от отца. Зная, что, как только мы окажемся в Малфой-мэноре, столько времени Люциус проводить с ним не будет, я не стала им мешать и занялась сборами.
— Ты сегодня весь день о чём-то думаешь, — сказала я, когда, уложив сына спать, спустилась в гостиную, где находился Люциус. — О чём?
— Об этом проклятье, — ответил он, глядя в окно.
— И что именно? — спросила я, усаживаясь на диван
— Твой друг разве не сказал тебе, что это за проклятье? — отозвался он.
— Гарри? — переспросила я. Люциус не называл моих друзей по имени, и чтобы понять, кого из них он имел в виду, довольно часто мне требовалось какое-то время. — Он сказал, что это родовое заклинание, а с такими заклинаниями практически невозможно ничего сделать.
— Что ж, впервые в жизни вынужден признать, что он поступил мудро, — не оборачиваясь, усмехнулся Люциус. — На его месте я поступил бы так же.
— Ты хочешь сказать, что он с самого начала знал, что это за проклятье?! — вскрикнула я.
— Думаю, для того, чтобы занимать должность главного аврора столько лет, его былых заслуг было бы всё-таки недостаточно.
— Гарри солгал мне? — скорее удивившись, чем возмутившись, спросила я.
— Получается, так, — сказал Люциус.
— Он не мог! — внезапно почувствовав себя преданной, воскликнула я. — Он бы всё мне рассказал!
— Зачем? — спросил Люциус. — Он прекрасно знал, как бы ты поступила, и не хотел давать надежды, которая скорее всего оказалась бы ложной.
— Почему? — глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, спросила я. — Что это за проклятье?
— Проклятие собственной крови, — ответил он. — Красноречивое название, не так ли? Оно не относится к родовым, это просто тёмное заклинание.
— В таком случае Макдафф тоже о нём знал? И он тоже мне лгал?
Люциус покачал головой:
— Вряд ли. Заклинание это не просто редкое, а самое редкое. Оно использовалось всего лишь один раз за всю историю магического мира. Волшебником, который изобрёл его. Когда отец рассказывал мне о тёмной магии, он называл это заклинание самым страшным из всех.
— Почему?
— Потому что сын волшебника погиб от этого заклинания до того, как обзавёлся потомками, и их род прервался. По вине того, кто изобрёл заклинание.
— Понятно, — сказала я. — Но тебя же что-то смущает в нём?
— Смущает. Во-первых, странно, что при той ненависти, которую Арманд Малфой питал к магглорождённым, ненависти настолько сильной, что из-за неё он поставил под угрозу само существование рода, условием снятия проклятья он сделал то, что проклятый не должен отказаться от магглорождённой. Во-вторых... Ты знаешь, что при использовании тёмной магии требуется плата?
— Ты рассказывал, — кивнула я. — Кровь — своя или чужая.
— Но не в этом случае, — сказал Люциус.
— Что же должно быть платой при этом заклинании? — спросила я.
— Душа. Душа волшебника, — мельком взглянув на меня, Люциус снова отвернулся к окну. — Другое название этого проклятья, название, которое бытует среди тёмных магов — поцелуй дементора. Тоже красноречивое название. Однако Арманд до самой своей смерти был здоров и физически, и умственно. Скорее всего, это несоответствие смутило твоего друга — так же, как смущает меня. Плата в тёмной магии обязательна, но почему, использовав самое страшное заклинание, Арманд не лишился души?
Некоторое время я молчала, сопоставляя только что услышанное от Люциуса с тем, что я знала ранее, и размышляя, стоит ли рассказывать об этом Люциусу. Наконец, рассудив, что ему всё же нужно знать всё, что касается его семьи, как бы ему ни было это неприятно, я ответила:
— Наверное, потому, что к тому времени, когда он накладывал проклятье, у него не было души?
Люциус изумлённо посмотрел на меня, ожидая пояснения.
— Ты знаешь, откуда в твоей семье появилась ненависть к магглорождённым? — сделав глубокий вздох, спросила я. — Такая сильная ненависть?
— Судя по твоему вопросу, очевидный ответ будет неверен, — Люциус снова отвернулся к окну.
— Когда мы с Гарри и Роном оказались в Малфуа, — начала я свой рассказ, — в библиотеке мы наткнулись на тайник, который открыть не смогли. Гарри предположил, что отпереть его сможет только тот, кто является кровным родственником хозяина. Однажды, когда Лайнусу было два года, мы сидели с ним в библиотеке. Его книги я составила на нижние книжные полки в шкафу, за которым как раз располагался тайник. Лайнус не мог достать книги и начал сердиться. Думаю, в тот миг у него произошёл выброс магии, потому что тайник открылся сам по себе.
— Сколько, ты говоришь, ему тогда было?! — резко повернулся ко мне Люциус, и я заметила, как в его глазах мелькнуло чувство... гордости. Чувство, которое я вполне могла понять, потому что сама в своё время испытала его. Два года — слишком ранний возраст для первых проявлений магии. Обычно у детей магические способности начинают проявляться лет в пять-шесть. Выбросы магии в два года свидетельствовали только обо одном — наш млаший сын должен был стать очень сильным волшебником.
— Два года, — подтвердила я.
Люциус снова отвернулся к окну.
— И что было в тайнике? — спросил он.
— Воспоминания. Воспоминания Арманда Малфоя. — Люциус молчал, и я продолжила: — Он любил одну девушку, магглу. Любил так сильно, как любить умеете, наверное, только вы, Малфои. Она была дочерью местного кузнеца. Даже по сегодняшним представлениям девушка была удивительно красива. Её звали Аделаида...
— Роскошное имя для простолюдинки, — заметил Люциус.
— Да, — согласилась я. — Но я не думаю, что она была простолюдинкой. Из воспоминаний о ней мало что известно, многое я поняла, анализируя детали. Мать её умерла, так что жила девушка вдвоём с отцом. Арманд был очень образованным человеком, поэтому одной только красотой Аделаиде вряд ли удалось бы завоевать его сердце. Она была образованна, впрочем, как и её отец. Мне кажется, что они не были простолюдинами — скорее, более высокого происхождения, просто обстоятельства заставили их скрываться, ведь тогда постоянно кто-то с кем-то воевал. Но это всего лишь мои догадки. Аделаида умела лечить при помощи трав, к ней часто обращались за помощью местные жители — недалеко от границы поместья располагалась небольшая деревушка. Красота, образование, ум, доброта — одним словом, очарование, к которому Арманд Малфой не мог остаться равнодушным. Он довольно долго ухаживал за Аделаидой, прежде чем попросил её руки. Не знаю, что им двигало, но он рассказал ей, что он — волшебник. К несчастью, девушка была из религиозной семьи. Ты же знаешь, насколько в средние века люди боялись магии. В общем, Аделаида испугалась и отказала ему. Опасаясь разоблачения, Арманд стёр Аделаиде и её отцу все воспоминания о себе. А потом уехал — уехал ко двору герцога Вильгельма. Но через год вернулся — он не смог забыть девушку несмотря на время и расстояние. Тогда он решил, что вновь завоюет её сердце. И расскажет, что он волшебник, обязательно расскажет. Но только когда она станет его женой — ведь тогда она по всем законам будет принадлежать ему до конца жизни. Но ещё больше он надеялся, что к тому времени, когда это произойдёт, он станет значить для неё больше, чем религиозные страхи. Всё шло по его плану — Аделаида вновь полюбила его, её отец согласился отдать ему дочь. Арманд готовился к свадьбе и обустраивал этот дом, чтобы ей было здесь комфортно. Ты заметил, как удобно обустроены чаши с водой в бане? Или, например, эта лестница, ведущая на второй этаж, — я кивнула в сторону выхода, — находится внутри дома. В те времена лестницы на второй этаж делали только снаружи. Или башня. Меня она всегда удивляла. Как оказалось, с её верхней площадки был виден дом кузнеца. Раньше здесь не было леса, и видно было далеко вокруг. После того, как я нашла эти воспоминания, я то и дело замечаю вот эти мелочи то здесь, то там — свидетельство заботы Арманда Малфоя о комфорте будущей жены. Ведь для неё жизнь в доме волшебника была бы сопряжена с неудобствами.
Арманд в очередной раз отправился ко двору герцога Нормандского. После его возвращения должна была состояться свадьба. — Я замолчала, собираясь с духом: я подошла к самой трагичной части своего рассказа. — Только, вернувшись, он не нашёл ни невесты, ни её отца. На месте кузницы было пепелище. Несколько лет подряд были неурожайными, и тот год тоже. И, как водится, люди в таких случаях начинают искать виноватого. Аделаида и её отец отличались от местных жителей, к тому же жили они довольно уединённо. Кузнец и разбирающаяся в травах и обладающая неземной красотой девушка — кто лучше них подходил на роль прислужников дьявола, при помощи колдовства насылающих неурожай? Аделаиду и её отца сожгли заживо в их собственном доме. — Комок подступил к моему горлу, и я замолчала, стараясь подавить слёзы. Когда мне это удалось, я продолжила: — Узнав, как и почему погибли Аделаида с отцом, Арманд Малфой отомстил. Отомстил очень жестоко. Ночью, когда все в деревне спали, он наложил запирающие чары на все дома, так что никто не мог выйти, и один за другим поджёг их. Заживо сгорели все жители деревни. Даже маленькие дети. Четырнадцать домов и бог знает сколько людей. Знаешь, я несколько ночей не могла спать, когда увидела эти воспоминания, боялась даже глаза закрывать. Ты не представляешь, как я возненавидела Арманда, когда уехала из Малфой-мэнора. В жизни никого ненавидела так, как его. Но сейчас не могу. Я знаю, что всё, что он сделал — ужасно, но не могу его больше ненавидеть. Находясь в воспоминании, я словно чувствовала его боль. Никогда не думала, что человеку может быть так больно. Мне кажется, вместе с Аделаидой умерла и душа Арманда. Он возненавидел магглов — но не потому, что не считал их себе ровней, а потому, что они стали виновниками смерти его любимой. Он возненавидел магглов и всё, что имеет к ним отношение. Включая волшебников, которые рождались среди них. Не знаю, стало ли это следствием использования тёмной магии и наложения проклятья, но Арманд возненавидел и саму Аделаиду — из-за того, что она не обладала магией. Потому что если бы она была волшебницей, она не сгорела бы. Поцелуй дементора... Ты прав, красноречивое название. Но ведь дементоры питаются нашими светлыми чувствами. Я помню, как ты рассказывал детям, что хладнокровие, расчётливость и безжалостность Арманда поражали его современников. И я сомневаюсь, что Арманд наложил проклятье тогда, когда его сын полюбил Гвинет. По-моему, он сделал это раньше, после гибели Аделаиды. Возможно, он успел понять, что натворил, и попытался исправить свою ошибку, добавив условие нейтрализации проклятья. Ты знаешь, порой мне кажется, что даже ненависть и презрение к магглам, которую он взращивал в сыне и внуках и которая передавалась из поколения в поколение в вашем роду — это тоже его попытка уберечь своих потомков от проклятья. Ведь если бы не руны, вряд ли мы с тобой даже посмотрели бы друг на друга, не говоря уже о заключении брака. Только я думаю ещё вот о чём: Арманд избавился от воспоминаний об Аделаиде и обо всём, что с ней связано, но уничтожить их совсем так и не решился. Возможно, он всё-таки признавал право на существование любви, которая по силе могла сравниться с его собственной?
Я замолчала, ожидая слов Люциуса. Ждать пришлось долго.
— Кто ещё знает эту историю? Драко? — не оборочиваясь, спросил Люциус.
— Нет, — покачала я головой. — Никто, кроме меня и тебя.
— Где эти воспоминания?
— В спальне, в шкафу с омутом памяти, на верхней полке в углу за флаконами глиняный кувшин. Воспоминания в нём.
— Я должен их посмотреть, — так и не взглянув на меня, Люциус вышел.
Я не пошла за ним, понимая, что ему нужно побыть одному. Я не могла даже представить, что он чувствовал в те минуты. Узнать, что в основе взглядов, на долгие столетия определивших судьбу Малфоев и едва не приведших их к гибели, не было ни капли правды... Для одного человека, уже однажды пережившего крах того, что он считал непреложной истиной, это было слишком. Однако Люциус был сильным человеком, и я знала, что он справится. Мне только не следовало находиться рядом, становясь свидетелем его внутренней борьбы, тем самым заставляя его испытывать унижение, пусть и мнимое.
Я взяла книгу в библиотеке и расположилась в гостиной. Но минувший день был очень насыщенным событиями и эмоциями, поэтому я задремала. Мне казалось, что я почти не спала, но, проснувшись, поняла, что свет в гостиной приглушен, а я укрыта тёплым пледом.
— Латару, — позвала я. Когда элфийка появилась, я спросила её, где Люциус.
— Господин в библиотеке, госпожа, — ответила она. Кивком я отпустила её, а сама прошла в библиотеку.
Люциус стоял возле стола, глядя на что-то, лежащее на столе.
— Что это? — не оборачиваясь, спросил он, едва я вошла. Мельком взглянув на полку, на которой стояли книги Лайнуса, я отметила, что расположены они в ином порядке, чем расставляли их мы с сыном — значит, Люциус открывал тайник и вернул в него воспоминания Арманда. Подойдя ближе, я увидела, что читал муж мои записи об эльфах.
— Я очень многое узнала об эльфах, пока жила здесь, — ответила я. — Записывалаих рассказы, предания, обычаи. Записей так много, что их хватит на целую книгу, не говоря о том, что эти сведения просто уникальны. Гарри нашёл человека, который согласился их издать. Это рукопись для издателя.
— Эта книга не будет издана, — не терпящим пререканий тоном сказал Люциус и отошёл к окну.
Я сердито посмотрела ему вслед и таким же тоном ответила:
— Будет.
Люциус быстро обернулся, бросив на меня ледяной взгляд, но ничего не сказал и снова посмотрел в окно.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Наши былые противоречия всегда будут давать о себе знать. Годы, что мы прожили в разлуке, я не вспоминала о них — настолько я тосковала по семье. Однако моё возвращение означало не только конец разлуки, но и вновь появившуюся необходимость искать компромисс для того, чтобы сохранить своё счастье.
Я подошла к мужу и обняла его, прижавшись к его спине.
— Люциус, — начала я после недолгого молчания. — Я не хочу ссориться с тобой из-за этой книги.
— Не ссорься, — ответил он.
Я обошла его и присела на подоконник, подняв голову и стараясь поймать его взгляд. Но Люциус, рассердившись, упорно смотрел поверх моей головы.
— Я работала над ней больше четырёх лет. Ты знаешь, что я с юности хотела облегчить жизнь эльфам. Моя судьба сложилась не так, как я планировала. И ты не представляешь, как я воодушевилась, когда поняла, что здешние эльфы помнят историю своего народа. Несколько месяцев Гарри вёл переговоры с издателем, пока тот, наконец, не согласился на моё условие...
— И что это за условие? — прервал меня Люциус.
— Книга выйдет под псевдонимом, и пока ты и я живы, никто не узнает, что её написала я.
Уголок губ Люциуса слегка дрогнул.
— Ты так уверена, что твой издатель выполнит его?
— Он заключил магический контракт на издание книги. Не обычный, — подтвердила я.
Люциус, сдерживая улыбку, наконец посмотрел на меня.
— Странно, что ты не начала разговор о том, что я несправедлив к эльфам, — едко сказал он.
— Что толку убеждать тебя в том, с чем ты никогда не согласишься? — пожала я плечами. — Но моё стремление добиться того, чего очень хочется, должно быть тебе понятно.
Взгляд Люциуса потеплел, и он погладил меня по щеке:
— Мне тебя не хватало.
Ну вот, пожалуй, и всё. На следующий день, когда мы завтракали, прилетела сова от Рауля: предположение Люциуса оказалось верным, и Элен Оберон действительно пришла в себя. Рауль приглашал нас с Лайнусом к себе на ужин — его жена хотела познакомиться с друзьями своей семьи. Я взглядом спросила Люциуса, пойдёт ли он с нами, на что муж так красноречиво посмотрел на меня, что стало ясно без слов: в одном доме с магглом, даже если тот является супругом волшебника, он находиться ни за что не будет. Терпимость Люциуса распространялась только на членов его семьи, к коей Рауля он причислять не собирался, несмотря на общего предка.
Первую половину дня я посвятила поездке в Руан и к Маргарет. Вопрос с продажей моей доли в магазине решился буквально в течение нескольких минут. Поскольку я хотела всего лишь вернуть те средства, которые я вложила первоначально, при этом не ставя жёстких сроков по их выплате, мой партнёр с удовольствием согласился.
Маргарет немного расстроилась, ведь она уже привыкла встречать Рождество с нами. Но всё равно она искренне была рада за нас с Лайнусом. Я подарила ей подарки и пообещала навестить её при первой возможности. А себе дала обещание со временем убедить её перебраться в Англию — ведь теперь там были люди, которым она была дорога.
Несколько неприятных минут пришлось мне пережить, когда я вернулась в Малфуа и мы с сыном собрались в гости к Оберонам. Люциус накануне уже успел выразить своё недовольство тем, что фактически вся одежда Лайнуса была маггловской. Я объяснила ему, что мы с сыном частенько бывали в мире магглов, к тому же поляна, на которой мы любили бывать с Лайнусом, находилась как раз недалеко от того места, где нарушались охранные чары. А поскольку предсказать, когда чары нарушатся, никто не мог, то высока была вероятность того, что мы могли неожиданно столкнуться с магглами, и в таком случае наша одежда наверняка привлекла бы их внимание, а после этого — и внимание министерства магии к нам. Поэтому я предпочла не рисковать. Не знаю, насколько убедительным показалось такое объяснение Люциусу, но для посещения магического квартала Парижа у Лайнуса нашлась мантия, подаренная ему Николасом, и Люциус не стал больше ничего говорить. Но, видимо, правду говорят, что ощущение счастья разжижает мозг, потому что только выйдя на улицу, я поняла, что не сумела предупредить ещё одну вспышку гнева мужа. Лайнус привычно открыл дверцу автомобиля и забрался в салон. Увидевший это Люциус шумно выдохнул. Услышав, как он вздохнул, я быстро прошла к автомобилю, и только сев за руль, взглянула на мужа и улыбнулась ему, постаравшись, чтобы моя улыбка была лучезарной. Прежде чем тронуться, я снова посмотрела на Люциуса и одними губами прошептала: «Я люблю тебя». Порой такой приём действовал лучше, чем ласки и поцелуи, и я надеялась, что он поможет избежать неприятного разговора и в этот раз.
Приятно было видеть счастливых Рауля и Адель и не менее счастливую Элен. А когда мы уже прощались, стоя возле крыльца, позади хозяев на крыльце ненадолго появились две призрачные фигуры. Я улыбнулась, и они улыбнулись мне в ответ. Люциус оказался прав: в Малфой-мэноре никогда никто больше не увидит призрака Генри Малфоя.
Пока мы с Лайнусом были в гостях у Оберонов, Люциус побывал на той поляне, где ограничивающие чары давали сбой, и восстановил защиту. Как он объяснил, причиной нарушения чар была чересчур жестокая месть Арманда Малфоя — слишком много невинных жизней он отнял.
И только вечером, когда Лайнус уже заснул, я показала мужу комнату с гобеленом, на котором отражалось семейное древо Малфоев. Я не ошиблась, когда предположила, что для Люциуса гобелен станет настоящим подарком. Пожалуй, лучшего подарка на Рождество я ему не делала. Увидев свою родословную, Люциус попросил меня оставить его одного. Он пробыл в комнате довольно долго, и я, начав беспокоиться, направилась к комнате с гобеленом и в дверях столкнулась с мужем. Мельком взлянув на стену за его спиной, я увидела, что под моим портретом появилась надпись, такая же, как в Малфой-мэноре. Но на этот раз я ни за что не догадалась бы, что её сделал Люциус, если бы не знала, что раньше её там не было.
Рождественским утром, когда мы должны были переместиться в имение, я проснулась очень рано. Волнение, вызванное предстоящей встречей с семьёй, не давало мне покоя. Не в силах снова заснуть, я ворочалась с боку на бок и в конце концов разбудила Люциуса. Съязвив насчёт того, что если бы я не сбежала в своё время из дома, сейчас бы спокойно спала в Малфой-мэноре, он отвлёк меня от будоражащих мыслей разговором. Как бы мне ни хотелось побыстрей оказаться в поместье, Лайнусу всё же нужно было дать выспаться. Но едва сын проснулся, по моему настоянию мы сразу переместились в Малфой-мэнор — позавтракать я хотела непременно дома.
И всё же, оказавшись за воротами имения, я сумела сдержаться, чтобы не броситься в дом, оставив Люциуса с Лайнусом позади. Опустив Живоглота на землю, я внимательно наблюдала за тем, с каким восхищением и интересом сын осматривается.
Первым, кто встретил нас в доме, оказались Лонки и Торри.
— Госпожа, госпожа, — прорыдала эльфийка, прижав к лицу полу моей мантии. — Хорошо, что госпожа вернуться!
Опустившись на одно колено, я обняла её, одновременно поднимая взгляд на Люциуса. Как и следовало ожидать, он смотрел на меня, не скрывая гнева. При Лайнусе он ничего говорить не стал, но сомневаться не приходилось: не сегодня — так завтра меня ждёт неприятный разговор. Впрочем, я была уверена, что в этот раз в споре последнее слово останется за мной: как бы там ни было, но Лайнус привык обращаться с эльфами уважительно, и Люциус не мог не учитывать этого, если не хотел травмировать сына.
— Грейнджер! — послышался с верхней площадки лестницы голос Драко. Поднявшись, я посмотрела на него: он стоял, насмешливо глядя на меня. Но вместоожидаемой беззлобной колкости, сказанной язвительным тоном, я услышала: — С возвращением.
— С возвращением, Гермиона, — быстро спустившись по лестнице, меня обняла Астория. — Добро пожаловать домой!
— Спасибо, — улыбнувшись ей, ответила я. Затем отодвинулась, оглядываясь и гадая, спустились ли уже вниз те, кого мне хотелось увидеть больше всего — мои дети. Я уже собралась было подняться по лестнице, когда двойняшки появились на пороге гостиной и застыли, изумлённо глядя на меня. По моим щекам потекли слёзы, и я протянула к ним руки. Первым опомнился Николас и, подойдя ко мне быстрыми шагами, обнял меня. Поцеловав его в лоб, я посмотрела на Оливию, не сомневаясь, что она присоединится к нам. Но дочь не сделала в мою сторону ни шага и по-прежнему стояла, не двигаясь. Внезапно она сорвалась с места и бросилась по лестнице вверх.
— Оливия? — растерянно прошептала я. — Оливия! — со страхом воскликнула я. Первое, что пришло мне в голову — что случилось нечто, о чём я, возможно, не знаю, но из-за чего дочь не хочет меня видеть.
— Я сейчас! — раздался её голос из коридора второго этажа. Ещё раз поцеловав и прижав к себе сына, я быстро поднялась по лестнице. Но едва я оказалась наверху, как в конце коридора, держась за руку сестры, показалась Патрисия: растрёпанные волосы, заспанные глаза, которые она тёрла кулачком, пижама и тапочки — весь её облик говорил о том, что малышку только что подняли с постели.
— Мама? — так же неверяще, как пару дней назад Лайнус, прошептала Патрисия. И так же, как Лайнус, закричала: — Мамочка!
После чего, не замешкавшись ни на миг, бросилась ко мне. Я подхватила её на руки и вместе с ней опустилась на верхнюю ступеньку. Крепко обнимая Патрисию, я целовала то её, то Оливию, присевшую рядом с нами и положившую голову мне на плечо. Сквозь слёзы я видела, как Лайнус знакомится с Асторией и Скорпиусом, как Драко и Николас разговаривают с отцом. Увидела мельком брошенный на меня насмешливый взгляд Люциуса. И единственная мысль, которая вертелась в моей голове в тот миг, была о том, чтобы это последнее испытание, выпавшее нашей семье, действительно оказалось последним.
читать дальше— Так что за проклятье? — настойчиво спросил он.
Я закрыла руками лицо, но рыдания мне сдержать не удалось:
— Ты же сказал Мелиссе, что знаешь, почему я уехала.
На несколько секунд повисло тяжёлое молчание.
— Мне не хотелось быть грубым с твоей сестрой в день её свадьбы, — наконец сказал Люциус. — Иначе я просто напомнил бы ей, что она вмешивается не в своё дело. Я жду объяснений.
Всё так же не отрывая ладоней от лица, я как заведённая только качала головой.
— Милая, не вынуждай меня причинять тебе боль, — после небольшой паузы с угрозой произнёс Люциус.
Непроизвольно я сжалась, но всё же ответила достаточно твёрдо — насколько это было возможно, так как я не могла перестать плакать:
— Делай, что хочешь.
Снова наступило молчание. Люциус резко отпустил меня и сел в постели, прислонившись к спинке кровати. Я уже собралась было повернуться, чтобы встать, как вдруг почувствала, что Люциус очень бережно подтянул меня повыше и, обняв, прижал к себе. Сопротивляться ему, когда он проявлял нежность, я никогда не могла, и этот раз не стал исключением. Прижавшись щекой к его груди, я молча лежала, время от времени сглатывая слёзы и пытаясь понять, каким образом можно выбраться из этой практически безвыходной ситуации.
— Послушай, — нарушил тишину Люциус, — вчера и сегодня ты наговорила достаточно, чтобы я смог кое-что понять — что существует некое проклятье, из-за которого мы не можем быть вместе. Из-за него я попал в больницу, и ты, чтобы спасти меня, уехала. Я о проклятье знать ничего не должен, иначе умру — страх именно этого заставляет тебя молчать и держаться от меня подальше. Ты видишь, я знаю всё — кроме двух вещей: кто наложил заклинание и почему. Думаю, скрывать эти мелочи уже бессмысленно.
Доводы Люциуса были логичны и убедительны. Он молчал, а я лежала и обдумывала его слова.
— Арманд Малфой, — ответила я, не вспомнив ничего, что помешало бы мне разговаривать о проклятье с мужем в том случае, если он сам догадался бы обо всём, и рассказала историю, которую поведал мне призрак сэра Генри. Под конец слёзы снова потекли из моих глаз, но я только молча их сглатывала.
Почувствовав, как Люциус задрожал, я резко подняла голову и испуганно взглянула на него: вдруг проклятье начало действовать немедленно? И застыла, поражённая увиденным, потому что Люциус... смеялся. Беззвучно, но... смеялся. Заметив, что я смотрю на него, он рывком притянул меня к себе и коснулся губами моих губ. Странный это был поцелуй. Страстный. Настолько, что в буквальном смысле причинял боль. И в то же время настолько жадный, что мне хотелось только одного — чтобы этот поцелуй не заканчивался.
— Люциус, — прошептала я, оторвавшись от мужа, когда мне просто не стало хватать дыхания.
Он обхватил моё лицо ладонями и, поглаживая большими пальцами скулы, несколько мучительно долгих секунд разглядывал меня. Наконец сказал:
— Думаю, что мы разрушили проклятье.
Я не успела и слова произнести, как голос, который я не рассчитывала когда-либо услышать снова, подтвердил:
— Совершенно верно.
От неожиданности мы с Люциусом оба вздрогнули и посмотрели в ту сторону, откуда донёсся голос: сэр Генри застыл у противоположной стены возле камина и насмешливо смотрел на нас.
Испуганно вскрикнув, я отпрянула от мужа и рванула на себя одеяло, чтобы прикрыться.
— Вот уж не думал, что вы будете стесняться призрака, мадам, — съязвил сэр Генри.
— Призрак или нет, но при жизни вы были мужчиной, — проворчала я, судорожно поправляя ткань. Заметив, что от волнения пальцы плохо слушаются меня, Люциус сам расправил одеяло и закутал меня в него, причём настолько, что непокрытыми остались только голова и шея. — Как вы здесь оказались, сэр?
Генри Малфой поморщился и перешёл на старофранцузский:
— Ради бога, мадам, сделайте мне одолжение: дайте возможность хоть немного не разговаривать на этом плебейском языке, который вы называете английским. В конце концов, вы находитесь в доме моих предков. Правнук, — наклонил он голову, приветствуя Люциуса. Не дожидаясь ответного приветствия, он обратился ко мне: — Как я здесь оказался? Я уже говорил вам, мадам, что я не совсем обычное привидение.
— Вы солгали мне, — упрекнула я его. — Я вам поверила, а вы лгали мне с самого начала. А Драко наверняка рассказали правду, — с горечью добавила я.
— Нет-нет-нет, мадам, — приблизившись, покачал головой призрак. — Вы не правы. Как раз ему я солгал, а вам рассказал правду. Только не всю, — после паузы уточнил он. — Я был совершенно спокоен, считая, что вы убеждены в том, что с проклятьем бороться бессмысленно. Ваш пасынок застал меня врасплох вопросом о том, каким образом можно снять проклятье. Знаете, мне никогда не было так трудно. Ведь он — Малфой, так что сразу бы понял, если бы я сыграл неубедительно. Это был чистейший экспромт, мадам. Но удавшийся, несмотря на очевидные глупости, которые я наговорил, — самодовольно закончил он.
— Каким образом проклятье было разрушено? — устало спросила я, чувствуя, что вновь попадаю под обаяние сэра Генри.
— Я не всё рассказал вам о том моём разговоре с отцом, когда я сам узнал о проклятье, — ответил он, подплывая ещё ближе. Его лицо исказило страдание. — Не было дня, чтобы я не вспоминал его слова. «Ты оказался недостойным её. Эта девушка пожертвовала собой ради тебя. А ты... ты предпочёл поверить всему, что она тебе сказала. Если бы ты только не отказался от неё!» — вот что сказал мне отец, когда я спросил его, каким образом можно снять проклятье.
— То есть... — начала было я и остановилась. Кусочки головоломки — все эти недомолвки, уклончивые ответы и убеждения меня в том, что проклятье преодолеть нельзя, — наконец, сложились воедино. — О боже! — выдохнула я, упираясь локтями в согнутые колени и закрывая руками лицо. Одеяло снова сползло, и Люциус тут же подхватил его и вновь закутал меня. В другой раз я не преминула бы съязвить насчёт его чувства собственничества, но тогда я почти ничего вокруг не замечала от ужаса при мысли, что могла всё испортить.
— Совершенно верно, мадам, — кивнул сэр Генри. — Вам для снятия проклятья нужно было отказаться от мужа, а ему — не отказаться от вас. Не отказаться, несмотря на обиду, боль и презрение. Но не отказаться, ничего не зная о проклятье — это самое главное. Судя по тому, что вы оба всё ещё живы, ваш муж приехал за вами, мадам. Согласитесь, я сделал всё возможное, чтобы при вашем не всегда уместном стремлении во что бы то ни стало найти решение любой задачи вы не упустили единственный шанс действительно решить её, — язвительно закончил он.
— Согласна, — ответила я и, по-прежнему закрывая руками лицо, со стоном откинулась назад, на плечо Люциуса.
— Ну что же, мне пора, — услышала я голос призрака. — Правнук, — насмешливо сказал он, обращаясь к Люциусу. Я услышала, как муж хмыкнул, и почувствовала, как он кивнул в знак прощания.
— Куда вы? — спросила я сэра Генри, рывком снова садясь в постели.
— Туда, куда не попал после смерти, — усмехнулся он и отплыл к стене.
— Подождите! — окликнула я его. — Есть кое-что, о чём, как мне кажется, вы должны знать. Максимилиан не умер в день своего рождения.
Призрак резко обернулся и подплыл обратно к камину.
— Тогда каким образом... — начал он и замолчал.
Я рассказала о том, как познакомилась с Оберонами и как увидела двойную вышивку на гобелене с родословным древом Оберонов.
— Правда, в книгах я встрачала лишь описание, что при усыновлении ребёнка проводился обряд, во время которого глава рода делал магическую вышивку имени усыновлённого ребёнка, и тогда имена потомков этого ребёнка появлялись на гобелене. Но, думаю, они использовали тот же обряд, чтобы выдать Максимилиана за своего умершего сына, — сказала я и посмотрела на мужа. Увидев, что он кивнул, подтверждая мою догадку, я вновь повернулась к призраку. — Я могу пригласить Рауля и Адель навестить нас, и тогда вы смогли бы взглянуть на них. Но, наверное, вам лучше отправиться к ним в поместье.
— Зачем? — усмехнувшись, с горечью спросил сэр Генри.
— Затем, — немного помедлив, ответила я, — что Гвинет после смерти тоже стала привидением и обитает в их доме.
Призрак резко вскинул голову и недоверчиво сказал:
— Если это шутка, мадам...
Я покачала головой:
— Вы в самом деле считаете, что я стала бы шутить так? — И объяснила, как добраться до дома Оберонов.
Быстрее, чем обычно, сэр Генри снова переместился к стене. Но прежде чем просочиться сквозь камень, он обернулся и тоном, от которого мне стало очень тепло на душе, сказал:
— Благодарю вас, мадам.
Как только мы остались вдвоём с Люциусом, я повернулась к мужу и, обняв его, уткнулась лицом ему в шею и расплакалась. Люциус тоже обнял меня, легко поглаживая по спине.
— Тебе не кажется, что на сегодня слёз достаточно? — наконец, насмешливо спросил он.
— Я люблю тебя, — невпопад ответила я.
— Я знаю это, — ответил Люциус, и в его голосе не было и тени усмешки.
Не отрываясь от мужа, я замотала головой и повторила:
— Ты не понимаешь. Я люблю тебя.
— Это ты не понимаешь, милая, — чуть крепче прижав меня к себе, ответил он, — я знаю это.
* * *
— Интересно, если бы Гвинет не вернула тогда перстень сэру Генри, она попала бы в Малфуа? — спросила я. Вставать не хотелось, но не потому, что за окном всё ещё было темно, а потому, что не было желания хотя бы на секунду покидать объятия Люциуса. Успокоившись, я прикорнула у него на плече и рассматривала его подарок на своей руке. — Она ведь была совсем рядом с поместьем.
— Если бы она попала сюда, вряд ли бы здесь оказалась ты, — усмехнулся он.
— Я знаю. Как ты думаешь, что с ними теперь будет?
— С кем? — отозвался Люциус.
— С сэром Генри и Гвинет.
— Откуда мне знать? — фыркнул он.— Зависит от того, что держало их на земле. Судя по тому, что ты рассказала, их превращение в призраков связано с их последними желаниями.
— Последними желаниями? — приподнявшись, я посмотрела на него.
Люциус кивнул.
— Последнему желанию человека исстари приписывалось особое значение. Но если у магглов исполнение этого желания зависело от окружающих, то волшебникам с ним следует быть поосторожнее — оно вполне может исполнится, причём таким способом, которому волшебник может быть и не рад.
— Сэр Генри считал, что стал привидением, чтобы предостеречь своих потомков от проклятья. А о проклятье он узнал как раз перед смертью и, по его словам, не хотел, чтобы от него пострадал кто-то из его потомков, — сказала я.
Люциус снова кивнул.
— А Гвинет говорила, что не помнит, о чём она думала в последние минуты своей жизни. Но она тоже предполагает, что эти мысли отразились на Оберонах в проклятье, которое преследует их семью, — продолжила я.
— Вот видишь, — сказал он. — И что она предполагает?
— Ничего конкретного. Но насколько я смогла понять, больше всего она боялась, что сэр Генри не узнает о Максимилиане.
— Ну, теперь он знает. И если предположение о последнем желании верно, логично думать, что и это проклятье исчезнет.
— Было бы неплохо, — пробормотала я, опуская голову на плечо Люциуса. — Рауль очень любит Элен. Так ты думаешь, что они захотят умереть окончательно?
— Милая, я пять минут назад сказал тебе, что не знаю этого.
— Сэр Генри — твой предок. Ты наверняка можешь представить, как он поступит.
— Я могу представить только то, как я поступил бы на его месте. В любом случае, в Малфой-мэноре призрака Генри Малфоя больше никто не увидит.
— Почему? Если он решит отправиться дальше, то понятно. Но ведь Малфой-мэнор — его дом, а вы — его потомки...
— По линии детей, которых он не любил, — преравал меня Люциус.
На это возразить было нечего. Я пошевелилась, стараясь лечь поудобнее. В это время мой взгляд упал на часы, и я охнула.
— Что случилось? — тут же спросил Люциус.
— Лайнус проснётся меньше чем через час. Если ты не хочешь, чтобы он застал нас в таком виде, то пора вставать.
— Разве он входит в твою комнату без разрешения? Хотя ожидать от него иного поведения при том, что его воспитывала ты, не следует.
Едкое замечание вызвало у меня улыбку и нежность: оно так напомнило мне наши прежние пикировки дома, в имении. Я не удержалась и быстро поцеловала мужа.
— Когда мы отправимся в Малфой-мэнор? — спросила я. — Тебе понадобится какое-то время, чтобы осмотреть Малфуа, но после того, как закончатся каникулы и дети уедут в Хогвартс, мы можем вернуться сюда и задержаться на несколько дней, чтобы решить не спеша, что будет с замком.
— Думаю, мы не спеша решим всё до отъезда, — ответил он. — В имение отправимся послезавтра.
Я кивнула и слегка опустила голову, чтобы моя понимающая улыбка не показалась Люциусу вызывающей: из-за моего отстутствия отношения между ним и детьми стали немного напряжёнными, и Люциус наверняка рассчитывал, что сможет их восстановить, если превратит моё возвращение домой в подарок к Рождеству.
— Где здесь ванная? — спросил Люциус, вставая с кровати и накидывая халат, в который трансфигурировал покрывало. — Торри вызову потом.
— Здесь нет ванной, — ответила я, тоже поднимаясь и надевая халат. — Но есть кое-что получше. Баня. Уверяю, тебе понравится. И... — я замялась. — Прошу тебя, не вызывай Торри.
Люциус резко обернулся ко мне:
— Здешние эльфы ни к чему не приучены. Докажи, что меня устроит замена, которую ты мне предложишь.
Я улыбнулась и, подойдя к Люциусу, обняла его:
— Уверена, что смогу поухаживать за мужем не хуже, чем эльф.
— Неожиданно, — прокомментировал он. — Но меня интересует, откуда такое рвение?
Вызвав Латару, я попросила её нагреть баню и только потом ответила:
— Тебе не понравится то, что я скажу, но... Понимаешь, Мири и его семья — они выросли свободными. Если здесь окажется несвободный эльф, они почувствуют это. Они довольно покорно воспринимают рабство своих собратьев, потому что живут замкнуто. Но они всё же не бесчувственны, поэтому увидеть рядом эльфа, который отличается от них, им будет больно. Я не хочу причинять боль тем, кто на протяжении нескольких лет заботился обо мне и Лайнусе. — Как и следовало ожидать, к моим словам Люциус остался равнодушен, и я переменила тему: — Пойдём, баня нагревается быстро.
* * *
До отъезда мне необходимо было попрощаться с Оберонами и Маргарет, а также уладить вопрос с продажей моей доли в книжном магазине. Но и тем, и другим, и третьим я решила заняться только на следующий день. А тот день принадлежал моей семье. Но раньше, чем я высказала свои предложения относительно того, чем мы могли бы заняться, Люциус предложил отправиться после завтрака в магический квартал Парижа. За подарками к Рождеству, как он пояснил. Вообще-то подарки для всех родных и друзей у меня были готовы, и я немного засомневалась, стоит ли отправляться в Париж, потому что там нас могли увидеть, и тогда сюрприз с моим возвращением не удался бы. Но идея была с таким восторгом воспринята сыном, что я не смогла его разочаровать. И, конечно же, не пожалела об этом. Лайнус, в первый раз оказавшийся в большом волшебном мире, заразил своей радостью и нас с Люциусом. Правда, впечатлений для первого раза было слишком много, так что сын уснул прямо на руках у отца, едва тот поднял его, чтобы трансгрессировать в Малфуа.
Уложив сына в постель, Люциус вышел, а я задержалась, чтобы разобрать покупки. Затем я присоединилась к мужу. Он стоял на улице и рассматривал замок.
— Мрачный он какой-то, — сказал Люциус, когда я подошла к нему.
— Никогда не замечала, — пожала плечами я. — Первый раз, когда я увидела его, мне было просто интересно. Ведь этот замок был построен раньше, чем любой из тех, что я видела до того. А когда взглянула на него во второй раз, то уже знала, что это дом твоих предков. И я всегда воспринимала его как... — я замолчала, пытаясь подобрать нужное слово.
— Как? — спросил Люциус, когда пауза затянулась.
— К дому меня привёл перстень, который ты мне подарил, — ответила я. — В тот миг, когда я поняла это, я подумала о том, что ты не находишься рядом со мной, но по-прежнему заботишься обо мне — так, как ты всегда это делал. И на этот замок я всегда смотрела как на приют, который в самую трудную минуту дала мне твоя любовь. Я очень хочу вернуться домой, к детям. Но по Малфуа я буду скучать. И, наверное, так сильно, как никогда не скучала по Малфой-мэнору.
— Летний отдых в родовом поместье может стать хорошей семейной традицией, — сказал Люциус.
Некоторое время мы молча смотрели на дом. Затем я услышала, как Люциус усмехнулся.
— Что тебя рассмешило? — спросила я.
— Вспомнил наш разговор о наследстве, — ответил он. — Один этот замок можно приравнять к половине имущества в Англии. Лайнусу повезло.
— Почему Лайнусу?
— Я завещаю этот дом ему.
— Лучше Николасу, — сказала я. — И вообще, Люциус, мне не нравится, что ты завёл этот разговор. Ещё вчера я была уверена, что мне предстоит жить в одиночестве до конца своих дней. Пожалуйста, не надо говорить ни о чём, что может нас разлучить. Даже думать не хочу об этом.
— Почему? — спросил он, расправляя свою мантию так, чтобы я оказалась под ней вместе с ним. — Мы все когда-нибудь умрём.
— Когда-нибудь — да. А сейчас не надо говорить об этом.
Люциус усмехнулся.
— Почему всё-таки Николас? — спросил он через какое-то время.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но ты бы видел, с каким восхищением Николас смотрел на этот дом. Ты бы видел, как он даже просто прикасался к стенам. Словно... к святыне, — подобрала я подходящее слово и посмотрела на Люциуса. — Самым большим желанием Лайнуса было встретиться с тобой, и его мечта сбылась. Теперь ты для него самый главный человек на свете, и он пойдёт за тобой в огонь и воду. А Малфуа никогда не будет для него чем-то особенным.
— Николас так Николас, — кивнул Люциус, отводя от меня взгляд и вытягивая в сторону руку. В следующую секунду я услышала шум крыльев и обернулась.
— От Драко? — спросила я, узнав сову, опустившуюся на руку Люциуса.
— Да, — ответил он, отвязывая письмо. — Я уехал, никого не предупредив. Пойдём, нужно написать ответ, чтобы они не беспокоились.
* * *
Оставив мужа в гостиной, я поднялась в спальню, чтобы начать собираться домой. Пусть в Малфой-мэнор мы должны были отправиться только через день, но мне просто необходимо было делать что-то, что хоть немного приближало меня к возвращению домой. Но когда я вошла в комнату, мой взгляд задержался на омуте памяти и флаконе, стоявшем рядом с ним. В суматохе последних часов я совсем забыла о воспоминании, которое привёз мне Гарри. Проклятье было снято, и Люциус находился рядом со мной, однако я решила всё же посмотреть воспоминание.
Оказавшись в омуте памяти, я привычно огляделась в поисках деталей, которые помогли бы мне определить время, к которому относится воспоминание. Гарри говорил, что эта встреча с Люциусом произошла пару месяцев назад. Мы находились в доме Гарри, в его кабинете, так что я взглянула на стол, на котором стоял календарь. Мой чрезвычайно занятой друг постоянно забывал о днях рождения друзей и родных, годовщинах событий, и когда-то этот календарь я сама подарила ему, зачаровав его так, что он каждый год заблаговременно напоминал ему о предстоящих событиях. Встреча произошла двадцать пятого октября — на следующий день после того, как Люциус применил змею. Поэтому я с особым вниманием смотрела на мужа, пытаясь по скупой мимике и неуловимой смене выражений его глаз понять, что он чувствовал. Этого мне не удалось, поскольку встреча была очень короткой. После сдержанного обмена приветствиями Люциус попросил сообщить ему, где я нахожусь. Конечно же, Гарри ответил отказом, но Люциус продолжал настаивать, терпеливо разговаривая с Гарри и не обращая внимания не недружелюбные реплики Рона, присутствовавшего здесь же. Поняв, что разговор ни к чему не привёт, Люциус, вставая, оскорбительно отозвался обо мне.
— Да как ты смеешь! — воскликнул Рон, стремительно делая несколько шагов в сторону Люциуса.
— Рон! — окликнул его Гарри и вытянул руку в его сторону, жестом останавливая. — До свиданья, мистер Малфой.
— Всего доброго, — надменно ответил Люциус.
На этом воспоминание заканчивалось. Однако раздумывать об увиденном у меня не получилось, так как, вынырнув из омута памяти, я увидела мужа, стоявшего возле меня.
— Очередной подарок от твоих друзей? О чём на этот раз? — спросил он.
— О вашей последней встрече, когда ты хотел узнать, где я нахожусь, — ответила я, подцепляя воспоминание в омуте памяти и отправляя его обратно во флакон.
— Они и в самом деле сообщают тебе обо всём, — сказал Люциус, поднося к виску палочку и сбрасывая вытянутою серебристую нить в омут.
— Что это? — удивилась я.
— Ты же наверняка захочешь узнать, что было дальше. Желания рассказывать тебе у меня нет, поэтому я предлагаю тебе просто посмотреть самой и не донимать меня вопросами. Идёшь? — спросил Люциус, протягивая мне руку.
Вложив в его ладонь свою, я вместе с мужем вновь погрузилась в омут памяти.
Воспоминание Люциуса начиналось ровно с того места, где закончилось воспоминание Гарри, так что у меня даже сомнений не осталось, что ночью, когда я спала, Люциус просмотрел его.
Я увидела, как Люциус вышел из кабинета Гарри, и, пока дверь ещё не закрылась, услышала обрывок разговора друзей:
— Да как он смеет! — возмущался Рон. — Он недостоин её!
— Я знаю! — ответил Гарри. — Но она любит его, Рон. Хотя бы ради Гермионы...
Дверь захлопнулась, и дальнейшего разговора слышно не было, но после слов Гарри на лице Люциуса отразилось... отчаянье. Изумлённая, я быстро взглянула на мужа, стоявшего рядом, но затем снова перевела взгляд на Люциуса из воспоминания — и вовремя, потому что выражение отчаянья почти мгновенно сменилось обычной бесстрастностью. Увидев, что взгляд Люциуса направлен на что-то позади меня, я обернулась и поняла, что стало причиной столь резкой смены выражений на его лице: в нескольких шагах от нас стояла Джинни.
— Мистер Малфой, — вежливо сказала она.
— Всего доброго, миссис Поттер, — Люциус слегка поклонился ей и по длинному коридору направился в сторону выхода.
Тут сцена изменилась, и мы оказались в кабинете Люциуса в Малфой-мэноре. Я быстро оглянулась в поисках календаря — был вчерашний день, который, судя по сумраку за окном, уже клонился к вечеру. Я услышала, как хлопнула дверь, и, обернувшись, увидела вошедшую Джинни.
— Миссис Поттер, — вставая из-за стола , сказал Люциус. — Чем обязан?
Не говоря ни слова, Джинни подошла к его столу и так же молча положила на него небольшой камень. Я сразу же узнала его — это был тот самый камень, который мы нашли во дворе Малфуа в те дни, когда только-только приехали сюда. Камень не был каким-то особенным — обычный кварц, но очень красивого цвета и формы. Только потом я узнала, что Гарри забрал его.
— Что это? — настороженно спросил Люциус.
— Портал, — коротко ответила Джинни. — С его помощью вы сможете попасть к Гермионе. Пароль для активации — «замок». Сегодня вечером мы с мужем уезжаем на пару дней, и он ничего не знает о том, что я взяла портал, чтобы передать его вам. Я никогда не была у Гермионы, поэтому не знаю, куда вы попадёте. Но клянусь, мистер Малфой, если по возвращении я узнаю, что вы причинили вред Гермионе, я не успокоюсь до тех пор, пока вы не заплатите за это. До свиданья.
Джинни сделала несколько шагов в сторону двери.
— Миссис Поттер, — окликнул её Люциус. И когда она обернулась, сказал: — Благодарю.
Глаза Джинни полыхнули гневом. Она стремительно вернулась к столу и, не сдерживаясь, произнесла:
— Не думайте, что я делаю это ради вас! Я не забыла и никогда не забуду, что из-за вас я едва не погибла! Но детям нужна мать! — Она прошла немного к выходу, но потом остановилась: — Как странно. Все эти годы, — с того времени, как Гермиона уехала, — каждый раз, когда она говорит о вас, я вижу в её глазах ту же боль, что увидела в ваших. Не знаю чем, но чем-то вы её покорили. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.
После этих слов перед моими глазами всё поплыло — воспоминание закончилось. Вновь оказавшись в комнате, я с изумлением посмотрела на мужа:
— Джинни?! Портал тебе передала Джинни?!
— Милая, ты сама это только что видела, — язвительно ответил Люциус, поднося палочку с подцепленным в омуте памяти воспоминанием к виску.
— Видела, — пробормотала я. — Но я никогда не подумала бы, что она так поступит. Сказать, что она тебя не любит — значит, ничего не сказать. Хотя она и старалась этого никогда не показывать, чтобы меня не расстраивать. Но сделать то, что она сделала!
Я отлеветировала вещи из шкафа на кровать.
— Утром у нас не было возможности поговорить, — начиная разбирать их, сказала я. — Я хотела спросить: когда ты узнал о рождении Лайнуса?
— Полагаю, в тот момент, когда он появился на свет, — услышала я насмешливый голос Люциуса. — Не забывай, я чувствую всё, что ты испытываешь физически.
— Я помню, — ответила я. — Только как ты понял, что я рожаю?
— Мне было с чем сравнивать, — сказал он.
— Патрисия, — всё сразу поняв, выдохнула я. Почувствовав внезапную слабость в ногах, я села на кровать и закрыла рот рукой. Несмотря на то что заклинания, носившие название родовой печати, были схожи по своему действию, всё же в каждой семье возможности его были своими. Так что единственный, от кого я могла узнать подробности о родовой печати Малфоев, был Люциус. Но когда он использовал её, чтобы меня мучить, я значила для него не больше, чем вещь. Поэтому в то время спрашивать его о родовой печати было бессмысленно. Когда же наши отношения изменились, то этой неприятной для нас обоих темы мы не касались вовсе. Предполагала ли я, готовясь к отъезду, что Люциус почувствует, когда у меня начнутся роды? Такая мысль у меня мелькала, но тогда у меня было слишком много забот. Постаравшись вспомнить все случаи применения родовой печати и проанализировав поведение и слова Люциуса, я пришла к выводу, что даже если он и почувствует что-то, то разобраться в причине этой боли он не сможет. Кроме того, миссис Уизли и ещё несколько моих знакомых женщин, у которых было несколько детей, не раз говорили, что следующие роды всегда были легче предыдущих. Да и мой собственный опыт доказывал это. Для меня это была уже третья беременность и третьи роды, которые должны были быть достаточно лёгкими и быстрыми, а значит, Люциус вполне мог бы даже и не почувствовать моей боли. Возможно, я просто успокаивала себя таким образом, ведь тогда мне и так было очень тяжело.
— Дорогая, — я услышала быстрые шаги Люциуса. Взяв меня за подбородок, он заставил меня поднять на него глаза, а затем прикоснулся к моей щеке.
Увидев тревогу в его взгляде, я успокаивающе погладила его по руке:
— Я в порядке. Значит, вот почему ты тогда так быстро вернулся в имение. Я считала, что твоя встреча просто закончилась раньше и ты успел вернуться в аккурат к рождению дочери. Мне вдруг стало так страшно, Люциус, — понизив голос до шёпота, сказала я. — Я не уверена, что нашла бы я в себе силы уехать тогда, если бы знала, что ты узнаешь о рождении сына таким образом.
Он ничего не говорил, только задумчиво смотрел на меня и поглаживал большим пальцем мою щёку. Закрыв глаза, я потёрлась щекой о его ладонь.
— Но в таком случае странно, — сказала я, вновь взглянув на него.
— Что странно? — отозвался Люциус.
— Странно, что ты перестал искать меня. Вернее, что ты перестал искать сына, если знал о нём.
Люциус тут же убрал руку и отошёл к камину.
Напряжённая тишина повисла в комнате, и я озадаченно посмотрела на мужа. Такое поведение Люциуса было очень похоже на... бегство. А эта тишина вселяла в меня тревогу и странным образом вызывала ощущение дежа вю. Я снова взглянула на мужа: Люциус стоял возле камина, слегка наклонив голову и рассматривая пол. «Он чувствует себя виноватым», — промелькнула у меня мысль. Откуда она взялась, я не знаю, однако это единственное, что я подумала в тот миг. Но чувство вины, настолько сильное, что я могла ощутить его, Люциус испытывал лишь однажды...
— Не может быть! — прошептала я, изумлённо глядя на него.
— Что не может быть? — с деланным равнодушием спросил он.
— Несмотря на обиду, боль и презрение, — всё так же шёпотом продолжала я. — Презрение — именно это сказал призрак. — Люциус сжал челюсти и резко вскинул голову, и этот жест однозначно подтвердил мою догадку. Даже не поняв, что делаю, я мгновенно очутилась возле него и, со всей силы ударив сжатыми в кулаки руками по его плечам, крикнула: — Не может быть! Ты вновь решил, что я изменила тебе и что Лайнус — не твой сын!
Люциус перехватил мои руки и попытался обнять меня.
— Оставь меня! — гнев придал мне сил, и, оттолкнув мужа, я сделала пару шагов назад. — Чего я только не передумала, когда услышала, как ты говоришь Мелиссе, что знаешь, почему я уехала! Какие только причины не называла! Я никак не могла понять, почему, если ты знаешь о проклятье, вместо хотя бы элементарной благодарности ты вновь возненавидел меня! В конце концов я решила, что ты действительно знаешь о проклятье и возненавидел меня — за то, что твоё чувство ко мне активировало его! Я не зря прожила с тобой столько лет! Такая реакция вполне в твоём характере — об этом говорил даже Драко! Да, мне было больно и обидно, но я и в этот раз проглотила обиду. И, господи, все эти годы!.. Все эти годы я чувствовала себя виноватой из-за того, что не могла ничего тебе рассказать! Я чувствовала себя виноватой из-за того, что не рассказала тебе о сыне, которого ты хотел! Я пыталась загладить свою вину, рассказывая Лайнусу о тебе, о том, какой ты замечательный отец и как ты будешь рад, когда встретишься с ним! Но даже в самых страшных мыслях я не допускала, что ты можешь подумать такое обо мне! Не трогай меня! — взвизгнула я, когда Люциус снова попытался схватить меня за руку. Развернувшись, я бросилась к выходу из комнаты — мне было всё равно, где оказаться, лишь бы подальше от него.
Но не успела я сделать и двух шагов, как меня пронзила боль — не очень сильная и не очень долгая, но в попытке преодолеть её я согнулась и упала на одно колено. Уже через секунду я почувствовала, как Люциус поднял меня на руки и, опустившись на кровать, оперся на спинку, прижимая меня к себе. Сознание собственного бессилия переполнило чашу, и слёзы, которые я сдерживала до того момента, хлынули потоком из моих глаз.
— Ты представить себе не можешь, что я пережил в те дни, — негромко начал говорить Люциус, и постепенно я затихла, жадно слушая его — как всегда, когда Люциус снисходил до того, чтобы рассказать, что он чувствовал. — Ты была первым человеком, которого я рассчитывал увидеть, когда очнулся в больнице. Зная тебя, я был уверен, что ты дни и ночи проводила возле моей постели.
— Я и проводила, — всхлипнула я.
— Я знаю, — нетерпеливо ответил он. — Не считай, что я сразу подумал о твоей измене. Когда Драко сообщил, что ты исчезла... Макдафф не хотел отпускать меня. Ему очень повезло, что при мне не было палочки, иначе я бы точно проклял его. Целитель сказал, что я находился под воздействием родового проклятья. И я ни на секунду не сомневался, что твоё исчезновение каким-то образом связано с моим выздоровлением. Не сомневался до тех пор, пока...
— Пока? — переспросила я, когда Люциус замолчал.
— Пока за рождественским столом не почувствовал, что ты испытываешь сильную боль, и не разобрался, что у тебя начались роды. Первое, что я сделал — поднялся к гобелену с родословной. Но имя малыша не появилось ни когда он родился, ни на следующий день.
— И тогда ты решил, что я тебе изменила, — сказала я.
— Нет, — покачал головой Люциус. — Я понял, что ребёнок не мой, но я решил... — Люциус сделал явное усилие, чтобы продолжить: — Я решил, что кто-то принудил тебя.
Я удивлённо вскинула на него взгляд:
— Как же змея?
— Видишь ли... Я тебе говорил, что родовая печать — это аналог маггловского пояса верности. Но всё же это заклинание более гуманно, чем изобретение магглов. — Люциус ненадолго замолчал. — Я знаю, что с моей смертью заклинание исчезло бы, и ты стала бы свободна. Но кто знает, действовало ли оно в то время, пока я находился в больнице? Ведь я, судя по словам целителя, был почти что мёртв. Когда я решил, что ты родила ребёнка, о котором не хочешь мне говорить, я взял у всех в Малфой-мэноре воспоминания о том, что происходило с тобой во время моего отсутствия, и несколько недель просматривал их, пытаясь по твоему поведению найти подтверждение своим мыслям. Однако ты вела себя как обычно, к тому же довольно часто исчезала из дома. Какой вывод я мог сделать ещё, скажи?
— Тот, который сделал, — немного поразмыслив над его словами, ответила я. Мой гнев начал потихоньку утихать. Неудивительно, что прекращение моих поисков Люциусом я никак не могла увязать с рождением Лайнуса. Возможно, если бы эти два события произошли в короткий период времени, я и смогла бы догадаться о том, что там надумал Люциус. Но он прекратил мои поиски через четыре месяца после рождения сына. Что же, нужно отдать ему должное, Люциус довольно долго держался — в Малфой-мэноре омута памяти не было, это я знала точно. Три месяца ушло на его изготовление и ещё месяц — на просмотр воспоминаний домашних. Четыре месяца — и только потом Люциус поддался своему заблуждению и перестал меня искать. — Только это ничего не меняет, — продолжила я. — Ты обидел меня самим предположением, что я могла спать с кем-то в то время, когда ты находился при смерти.
Когда он попытался притянуть меня к себе, я сжалась, тем самым давая понять, что его прикосновение мне неприятно. К моему удивлению, настаивать он не стал, и в комнате повисло напряжённое молчание.
— Наверное, мне просто легче было поверить в то, что ты мне изменила, чем в то, что ты, любя меня, смогла меня оставить, — услышала я его негромкий голос: Люциус словно разговаривал сам с собой.
Всё моё негодование враз куда-то испарилось, и я слегка прислонилась лбом к его плечу.
— Зачем ты использовал родовую печать? — спросила я, не уточняя, о каком именно случае я говорю: я прекрасно знала, что Люциус поймёт меня.
— Хотелось почувствовать тебя, — просто ответил он.
Я подняла голову и посмотрела на него:
— А потом ты испугался, что мне стало плохо, и попросил Гарри сказать, где я? Чтобы убедиться, что использование заклинания не причинило мне вреда?
Люциус на секунду прикрыл глаза, но вместо простого и ясного «да» его ответом,как и следовало ожидать, оказаля вопрос:
— Ты чувстовала себя плохо? Только не смей мне лгать!
Я опустила голову ему на грудь и, немного помедлив, ответила:
— Мне приснился сон... Чудесный сон. Мне снилось, что я оказалась в Малфой-мэноре, что я захожу в гостиную, а там находитесь вы все. Дети, Драко, Астория — их я не вижу, но знаю, что они там. А тебя я вижу — ты стоишь и смотришь на меня. Ты не улыбаешся, не протягиваешь ко мне руки — просто стоишь и смотришь на меня. И мне стало так хорошо. В ту минуту я чувствовала, что так будет всегда, что я никогда не расстанусь больше с вами. Я... я была счастлива. По-настоящему счастлива. Плохо было потом, когда я проснулась и поняла, что это всего лишь сон и что такого никогда не будет. — Непроизвольно я сжалась, на мгновение снова ощутив ту боль, и тут же почувствовала, как Люциус крепко обнял меня. — Как думаешь, этот сон мог быть выполнением условия, при котором можно использовать родовую магию, раз ты переживал, что не можешь оказаться со мной рядом? — немного помолчав, спросила я.
Люциус пожал плечами:
— Вполне возможно.
Я немного помолчала.
— Когда ты справишься со своей ревностью? — глубоко вздохнув, спросила я. — Когда-нибудь она доведёт тебя до беды.
Он не ответил.
* * *
Время до вечера пролетело незаметно: Лайнус, так же, как утром, не отходил от отца. Зная, что, как только мы окажемся в Малфой-мэноре, столько времени Люциус проводить с ним не будет, я не стала им мешать и занялась сборами.
— Ты сегодня весь день о чём-то думаешь, — сказала я, когда, уложив сына спать, спустилась в гостиную, где находился Люциус. — О чём?
— Об этом проклятье, — ответил он, глядя в окно.
— И что именно? — спросила я, усаживаясь на диван
— Твой друг разве не сказал тебе, что это за проклятье? — отозвался он.
— Гарри? — переспросила я. Люциус не называл моих друзей по имени, и чтобы понять, кого из них он имел в виду, довольно часто мне требовалось какое-то время. — Он сказал, что это родовое заклинание, а с такими заклинаниями практически невозможно ничего сделать.
— Что ж, впервые в жизни вынужден признать, что он поступил мудро, — не оборачиваясь, усмехнулся Люциус. — На его месте я поступил бы так же.
— Ты хочешь сказать, что он с самого начала знал, что это за проклятье?! — вскрикнула я.
— Думаю, для того, чтобы занимать должность главного аврора столько лет, его былых заслуг было бы всё-таки недостаточно.
— Гарри солгал мне? — скорее удивившись, чем возмутившись, спросила я.
— Получается, так, — сказал Люциус.
— Он не мог! — внезапно почувствовав себя преданной, воскликнула я. — Он бы всё мне рассказал!
— Зачем? — спросил Люциус. — Он прекрасно знал, как бы ты поступила, и не хотел давать надежды, которая скорее всего оказалась бы ложной.
— Почему? — глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, спросила я. — Что это за проклятье?
— Проклятие собственной крови, — ответил он. — Красноречивое название, не так ли? Оно не относится к родовым, это просто тёмное заклинание.
— В таком случае Макдафф тоже о нём знал? И он тоже мне лгал?
Люциус покачал головой:
— Вряд ли. Заклинание это не просто редкое, а самое редкое. Оно использовалось всего лишь один раз за всю историю магического мира. Волшебником, который изобрёл его. Когда отец рассказывал мне о тёмной магии, он называл это заклинание самым страшным из всех.
— Почему?
— Потому что сын волшебника погиб от этого заклинания до того, как обзавёлся потомками, и их род прервался. По вине того, кто изобрёл заклинание.
— Понятно, — сказала я. — Но тебя же что-то смущает в нём?
— Смущает. Во-первых, странно, что при той ненависти, которую Арманд Малфой питал к магглорождённым, ненависти настолько сильной, что из-за неё он поставил под угрозу само существование рода, условием снятия проклятья он сделал то, что проклятый не должен отказаться от магглорождённой. Во-вторых... Ты знаешь, что при использовании тёмной магии требуется плата?
— Ты рассказывал, — кивнула я. — Кровь — своя или чужая.
— Но не в этом случае, — сказал Люциус.
— Что же должно быть платой при этом заклинании? — спросила я.
— Душа. Душа волшебника, — мельком взглянув на меня, Люциус снова отвернулся к окну. — Другое название этого проклятья, название, которое бытует среди тёмных магов — поцелуй дементора. Тоже красноречивое название. Однако Арманд до самой своей смерти был здоров и физически, и умственно. Скорее всего, это несоответствие смутило твоего друга — так же, как смущает меня. Плата в тёмной магии обязательна, но почему, использовав самое страшное заклинание, Арманд не лишился души?
Некоторое время я молчала, сопоставляя только что услышанное от Люциуса с тем, что я знала ранее, и размышляя, стоит ли рассказывать об этом Люциусу. Наконец, рассудив, что ему всё же нужно знать всё, что касается его семьи, как бы ему ни было это неприятно, я ответила:
— Наверное, потому, что к тому времени, когда он накладывал проклятье, у него не было души?
Люциус изумлённо посмотрел на меня, ожидая пояснения.
— Ты знаешь, откуда в твоей семье появилась ненависть к магглорождённым? — сделав глубокий вздох, спросила я. — Такая сильная ненависть?
— Судя по твоему вопросу, очевидный ответ будет неверен, — Люциус снова отвернулся к окну.
— Когда мы с Гарри и Роном оказались в Малфуа, — начала я свой рассказ, — в библиотеке мы наткнулись на тайник, который открыть не смогли. Гарри предположил, что отпереть его сможет только тот, кто является кровным родственником хозяина. Однажды, когда Лайнусу было два года, мы сидели с ним в библиотеке. Его книги я составила на нижние книжные полки в шкафу, за которым как раз располагался тайник. Лайнус не мог достать книги и начал сердиться. Думаю, в тот миг у него произошёл выброс магии, потому что тайник открылся сам по себе.
— Сколько, ты говоришь, ему тогда было?! — резко повернулся ко мне Люциус, и я заметила, как в его глазах мелькнуло чувство... гордости. Чувство, которое я вполне могла понять, потому что сама в своё время испытала его. Два года — слишком ранний возраст для первых проявлений магии. Обычно у детей магические способности начинают проявляться лет в пять-шесть. Выбросы магии в два года свидетельствовали только обо одном — наш млаший сын должен был стать очень сильным волшебником.
— Два года, — подтвердила я.
Люциус снова отвернулся к окну.
— И что было в тайнике? — спросил он.
— Воспоминания. Воспоминания Арманда Малфоя. — Люциус молчал, и я продолжила: — Он любил одну девушку, магглу. Любил так сильно, как любить умеете, наверное, только вы, Малфои. Она была дочерью местного кузнеца. Даже по сегодняшним представлениям девушка была удивительно красива. Её звали Аделаида...
— Роскошное имя для простолюдинки, — заметил Люциус.
— Да, — согласилась я. — Но я не думаю, что она была простолюдинкой. Из воспоминаний о ней мало что известно, многое я поняла, анализируя детали. Мать её умерла, так что жила девушка вдвоём с отцом. Арманд был очень образованным человеком, поэтому одной только красотой Аделаиде вряд ли удалось бы завоевать его сердце. Она была образованна, впрочем, как и её отец. Мне кажется, что они не были простолюдинами — скорее, более высокого происхождения, просто обстоятельства заставили их скрываться, ведь тогда постоянно кто-то с кем-то воевал. Но это всего лишь мои догадки. Аделаида умела лечить при помощи трав, к ней часто обращались за помощью местные жители — недалеко от границы поместья располагалась небольшая деревушка. Красота, образование, ум, доброта — одним словом, очарование, к которому Арманд Малфой не мог остаться равнодушным. Он довольно долго ухаживал за Аделаидой, прежде чем попросил её руки. Не знаю, что им двигало, но он рассказал ей, что он — волшебник. К несчастью, девушка была из религиозной семьи. Ты же знаешь, насколько в средние века люди боялись магии. В общем, Аделаида испугалась и отказала ему. Опасаясь разоблачения, Арманд стёр Аделаиде и её отцу все воспоминания о себе. А потом уехал — уехал ко двору герцога Вильгельма. Но через год вернулся — он не смог забыть девушку несмотря на время и расстояние. Тогда он решил, что вновь завоюет её сердце. И расскажет, что он волшебник, обязательно расскажет. Но только когда она станет его женой — ведь тогда она по всем законам будет принадлежать ему до конца жизни. Но ещё больше он надеялся, что к тому времени, когда это произойдёт, он станет значить для неё больше, чем религиозные страхи. Всё шло по его плану — Аделаида вновь полюбила его, её отец согласился отдать ему дочь. Арманд готовился к свадьбе и обустраивал этот дом, чтобы ей было здесь комфортно. Ты заметил, как удобно обустроены чаши с водой в бане? Или, например, эта лестница, ведущая на второй этаж, — я кивнула в сторону выхода, — находится внутри дома. В те времена лестницы на второй этаж делали только снаружи. Или башня. Меня она всегда удивляла. Как оказалось, с её верхней площадки был виден дом кузнеца. Раньше здесь не было леса, и видно было далеко вокруг. После того, как я нашла эти воспоминания, я то и дело замечаю вот эти мелочи то здесь, то там — свидетельство заботы Арманда Малфоя о комфорте будущей жены. Ведь для неё жизнь в доме волшебника была бы сопряжена с неудобствами.
Арманд в очередной раз отправился ко двору герцога Нормандского. После его возвращения должна была состояться свадьба. — Я замолчала, собираясь с духом: я подошла к самой трагичной части своего рассказа. — Только, вернувшись, он не нашёл ни невесты, ни её отца. На месте кузницы было пепелище. Несколько лет подряд были неурожайными, и тот год тоже. И, как водится, люди в таких случаях начинают искать виноватого. Аделаида и её отец отличались от местных жителей, к тому же жили они довольно уединённо. Кузнец и разбирающаяся в травах и обладающая неземной красотой девушка — кто лучше них подходил на роль прислужников дьявола, при помощи колдовства насылающих неурожай? Аделаиду и её отца сожгли заживо в их собственном доме. — Комок подступил к моему горлу, и я замолчала, стараясь подавить слёзы. Когда мне это удалось, я продолжила: — Узнав, как и почему погибли Аделаида с отцом, Арманд Малфой отомстил. Отомстил очень жестоко. Ночью, когда все в деревне спали, он наложил запирающие чары на все дома, так что никто не мог выйти, и один за другим поджёг их. Заживо сгорели все жители деревни. Даже маленькие дети. Четырнадцать домов и бог знает сколько людей. Знаешь, я несколько ночей не могла спать, когда увидела эти воспоминания, боялась даже глаза закрывать. Ты не представляешь, как я возненавидела Арманда, когда уехала из Малфой-мэнора. В жизни никого ненавидела так, как его. Но сейчас не могу. Я знаю, что всё, что он сделал — ужасно, но не могу его больше ненавидеть. Находясь в воспоминании, я словно чувствовала его боль. Никогда не думала, что человеку может быть так больно. Мне кажется, вместе с Аделаидой умерла и душа Арманда. Он возненавидел магглов — но не потому, что не считал их себе ровней, а потому, что они стали виновниками смерти его любимой. Он возненавидел магглов и всё, что имеет к ним отношение. Включая волшебников, которые рождались среди них. Не знаю, стало ли это следствием использования тёмной магии и наложения проклятья, но Арманд возненавидел и саму Аделаиду — из-за того, что она не обладала магией. Потому что если бы она была волшебницей, она не сгорела бы. Поцелуй дементора... Ты прав, красноречивое название. Но ведь дементоры питаются нашими светлыми чувствами. Я помню, как ты рассказывал детям, что хладнокровие, расчётливость и безжалостность Арманда поражали его современников. И я сомневаюсь, что Арманд наложил проклятье тогда, когда его сын полюбил Гвинет. По-моему, он сделал это раньше, после гибели Аделаиды. Возможно, он успел понять, что натворил, и попытался исправить свою ошибку, добавив условие нейтрализации проклятья. Ты знаешь, порой мне кажется, что даже ненависть и презрение к магглам, которую он взращивал в сыне и внуках и которая передавалась из поколения в поколение в вашем роду — это тоже его попытка уберечь своих потомков от проклятья. Ведь если бы не руны, вряд ли мы с тобой даже посмотрели бы друг на друга, не говоря уже о заключении брака. Только я думаю ещё вот о чём: Арманд избавился от воспоминаний об Аделаиде и обо всём, что с ней связано, но уничтожить их совсем так и не решился. Возможно, он всё-таки признавал право на существование любви, которая по силе могла сравниться с его собственной?
Я замолчала, ожидая слов Люциуса. Ждать пришлось долго.
— Кто ещё знает эту историю? Драко? — не оборочиваясь, спросил Люциус.
— Нет, — покачала я головой. — Никто, кроме меня и тебя.
— Где эти воспоминания?
— В спальне, в шкафу с омутом памяти, на верхней полке в углу за флаконами глиняный кувшин. Воспоминания в нём.
— Я должен их посмотреть, — так и не взглянув на меня, Люциус вышел.
Я не пошла за ним, понимая, что ему нужно побыть одному. Я не могла даже представить, что он чувствовал в те минуты. Узнать, что в основе взглядов, на долгие столетия определивших судьбу Малфоев и едва не приведших их к гибели, не было ни капли правды... Для одного человека, уже однажды пережившего крах того, что он считал непреложной истиной, это было слишком. Однако Люциус был сильным человеком, и я знала, что он справится. Мне только не следовало находиться рядом, становясь свидетелем его внутренней борьбы, тем самым заставляя его испытывать унижение, пусть и мнимое.
Я взяла книгу в библиотеке и расположилась в гостиной. Но минувший день был очень насыщенным событиями и эмоциями, поэтому я задремала. Мне казалось, что я почти не спала, но, проснувшись, поняла, что свет в гостиной приглушен, а я укрыта тёплым пледом.
— Латару, — позвала я. Когда элфийка появилась, я спросила её, где Люциус.
— Господин в библиотеке, госпожа, — ответила она. Кивком я отпустила её, а сама прошла в библиотеку.
Люциус стоял возле стола, глядя на что-то, лежащее на столе.
— Что это? — не оборачиваясь, спросил он, едва я вошла. Мельком взглянув на полку, на которой стояли книги Лайнуса, я отметила, что расположены они в ином порядке, чем расставляли их мы с сыном — значит, Люциус открывал тайник и вернул в него воспоминания Арманда. Подойдя ближе, я увидела, что читал муж мои записи об эльфах.
— Я очень многое узнала об эльфах, пока жила здесь, — ответила я. — Записывалаих рассказы, предания, обычаи. Записей так много, что их хватит на целую книгу, не говоря о том, что эти сведения просто уникальны. Гарри нашёл человека, который согласился их издать. Это рукопись для издателя.
— Эта книга не будет издана, — не терпящим пререканий тоном сказал Люциус и отошёл к окну.
Я сердито посмотрела ему вслед и таким же тоном ответила:
— Будет.
Люциус быстро обернулся, бросив на меня ледяной взгляд, но ничего не сказал и снова посмотрел в окно.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Наши былые противоречия всегда будут давать о себе знать. Годы, что мы прожили в разлуке, я не вспоминала о них — настолько я тосковала по семье. Однако моё возвращение означало не только конец разлуки, но и вновь появившуюся необходимость искать компромисс для того, чтобы сохранить своё счастье.
Я подошла к мужу и обняла его, прижавшись к его спине.
— Люциус, — начала я после недолгого молчания. — Я не хочу ссориться с тобой из-за этой книги.
— Не ссорься, — ответил он.
Я обошла его и присела на подоконник, подняв голову и стараясь поймать его взгляд. Но Люциус, рассердившись, упорно смотрел поверх моей головы.
— Я работала над ней больше четырёх лет. Ты знаешь, что я с юности хотела облегчить жизнь эльфам. Моя судьба сложилась не так, как я планировала. И ты не представляешь, как я воодушевилась, когда поняла, что здешние эльфы помнят историю своего народа. Несколько месяцев Гарри вёл переговоры с издателем, пока тот, наконец, не согласился на моё условие...
— И что это за условие? — прервал меня Люциус.
— Книга выйдет под псевдонимом, и пока ты и я живы, никто не узнает, что её написала я.
Уголок губ Люциуса слегка дрогнул.
— Ты так уверена, что твой издатель выполнит его?
— Он заключил магический контракт на издание книги. Не обычный, — подтвердила я.
Люциус, сдерживая улыбку, наконец посмотрел на меня.
— Странно, что ты не начала разговор о том, что я несправедлив к эльфам, — едко сказал он.
— Что толку убеждать тебя в том, с чем ты никогда не согласишься? — пожала я плечами. — Но моё стремление добиться того, чего очень хочется, должно быть тебе понятно.
Взгляд Люциуса потеплел, и он погладил меня по щеке:
— Мне тебя не хватало.
* * *
Ну вот, пожалуй, и всё. На следующий день, когда мы завтракали, прилетела сова от Рауля: предположение Люциуса оказалось верным, и Элен Оберон действительно пришла в себя. Рауль приглашал нас с Лайнусом к себе на ужин — его жена хотела познакомиться с друзьями своей семьи. Я взглядом спросила Люциуса, пойдёт ли он с нами, на что муж так красноречиво посмотрел на меня, что стало ясно без слов: в одном доме с магглом, даже если тот является супругом волшебника, он находиться ни за что не будет. Терпимость Люциуса распространялась только на членов его семьи, к коей Рауля он причислять не собирался, несмотря на общего предка.
Первую половину дня я посвятила поездке в Руан и к Маргарет. Вопрос с продажей моей доли в магазине решился буквально в течение нескольких минут. Поскольку я хотела всего лишь вернуть те средства, которые я вложила первоначально, при этом не ставя жёстких сроков по их выплате, мой партнёр с удовольствием согласился.
Маргарет немного расстроилась, ведь она уже привыкла встречать Рождество с нами. Но всё равно она искренне была рада за нас с Лайнусом. Я подарила ей подарки и пообещала навестить её при первой возможности. А себе дала обещание со временем убедить её перебраться в Англию — ведь теперь там были люди, которым она была дорога.
Несколько неприятных минут пришлось мне пережить, когда я вернулась в Малфуа и мы с сыном собрались в гости к Оберонам. Люциус накануне уже успел выразить своё недовольство тем, что фактически вся одежда Лайнуса была маггловской. Я объяснила ему, что мы с сыном частенько бывали в мире магглов, к тому же поляна, на которой мы любили бывать с Лайнусом, находилась как раз недалеко от того места, где нарушались охранные чары. А поскольку предсказать, когда чары нарушатся, никто не мог, то высока была вероятность того, что мы могли неожиданно столкнуться с магглами, и в таком случае наша одежда наверняка привлекла бы их внимание, а после этого — и внимание министерства магии к нам. Поэтому я предпочла не рисковать. Не знаю, насколько убедительным показалось такое объяснение Люциусу, но для посещения магического квартала Парижа у Лайнуса нашлась мантия, подаренная ему Николасом, и Люциус не стал больше ничего говорить. Но, видимо, правду говорят, что ощущение счастья разжижает мозг, потому что только выйдя на улицу, я поняла, что не сумела предупредить ещё одну вспышку гнева мужа. Лайнус привычно открыл дверцу автомобиля и забрался в салон. Увидевший это Люциус шумно выдохнул. Услышав, как он вздохнул, я быстро прошла к автомобилю, и только сев за руль, взглянула на мужа и улыбнулась ему, постаравшись, чтобы моя улыбка была лучезарной. Прежде чем тронуться, я снова посмотрела на Люциуса и одними губами прошептала: «Я люблю тебя». Порой такой приём действовал лучше, чем ласки и поцелуи, и я надеялась, что он поможет избежать неприятного разговора и в этот раз.
Приятно было видеть счастливых Рауля и Адель и не менее счастливую Элен. А когда мы уже прощались, стоя возле крыльца, позади хозяев на крыльце ненадолго появились две призрачные фигуры. Я улыбнулась, и они улыбнулись мне в ответ. Люциус оказался прав: в Малфой-мэноре никогда никто больше не увидит призрака Генри Малфоя.
Пока мы с Лайнусом были в гостях у Оберонов, Люциус побывал на той поляне, где ограничивающие чары давали сбой, и восстановил защиту. Как он объяснил, причиной нарушения чар была чересчур жестокая месть Арманда Малфоя — слишком много невинных жизней он отнял.
И только вечером, когда Лайнус уже заснул, я показала мужу комнату с гобеленом, на котором отражалось семейное древо Малфоев. Я не ошиблась, когда предположила, что для Люциуса гобелен станет настоящим подарком. Пожалуй, лучшего подарка на Рождество я ему не делала. Увидев свою родословную, Люциус попросил меня оставить его одного. Он пробыл в комнате довольно долго, и я, начав беспокоиться, направилась к комнате с гобеленом и в дверях столкнулась с мужем. Мельком взлянув на стену за его спиной, я увидела, что под моим портретом появилась надпись, такая же, как в Малфой-мэноре. Но на этот раз я ни за что не догадалась бы, что её сделал Люциус, если бы не знала, что раньше её там не было.
* * *
Рождественским утром, когда мы должны были переместиться в имение, я проснулась очень рано. Волнение, вызванное предстоящей встречей с семьёй, не давало мне покоя. Не в силах снова заснуть, я ворочалась с боку на бок и в конце концов разбудила Люциуса. Съязвив насчёт того, что если бы я не сбежала в своё время из дома, сейчас бы спокойно спала в Малфой-мэноре, он отвлёк меня от будоражащих мыслей разговором. Как бы мне ни хотелось побыстрей оказаться в поместье, Лайнусу всё же нужно было дать выспаться. Но едва сын проснулся, по моему настоянию мы сразу переместились в Малфой-мэнор — позавтракать я хотела непременно дома.
И всё же, оказавшись за воротами имения, я сумела сдержаться, чтобы не броситься в дом, оставив Люциуса с Лайнусом позади. Опустив Живоглота на землю, я внимательно наблюдала за тем, с каким восхищением и интересом сын осматривается.
Первым, кто встретил нас в доме, оказались Лонки и Торри.
— Госпожа, госпожа, — прорыдала эльфийка, прижав к лицу полу моей мантии. — Хорошо, что госпожа вернуться!
Опустившись на одно колено, я обняла её, одновременно поднимая взгляд на Люциуса. Как и следовало ожидать, он смотрел на меня, не скрывая гнева. При Лайнусе он ничего говорить не стал, но сомневаться не приходилось: не сегодня — так завтра меня ждёт неприятный разговор. Впрочем, я была уверена, что в этот раз в споре последнее слово останется за мной: как бы там ни было, но Лайнус привык обращаться с эльфами уважительно, и Люциус не мог не учитывать этого, если не хотел травмировать сына.
— Грейнджер! — послышался с верхней площадки лестницы голос Драко. Поднявшись, я посмотрела на него: он стоял, насмешливо глядя на меня. Но вместоожидаемой беззлобной колкости, сказанной язвительным тоном, я услышала: — С возвращением.
— С возвращением, Гермиона, — быстро спустившись по лестнице, меня обняла Астория. — Добро пожаловать домой!
— Спасибо, — улыбнувшись ей, ответила я. Затем отодвинулась, оглядываясь и гадая, спустились ли уже вниз те, кого мне хотелось увидеть больше всего — мои дети. Я уже собралась было подняться по лестнице, когда двойняшки появились на пороге гостиной и застыли, изумлённо глядя на меня. По моим щекам потекли слёзы, и я протянула к ним руки. Первым опомнился Николас и, подойдя ко мне быстрыми шагами, обнял меня. Поцеловав его в лоб, я посмотрела на Оливию, не сомневаясь, что она присоединится к нам. Но дочь не сделала в мою сторону ни шага и по-прежнему стояла, не двигаясь. Внезапно она сорвалась с места и бросилась по лестнице вверх.
— Оливия? — растерянно прошептала я. — Оливия! — со страхом воскликнула я. Первое, что пришло мне в голову — что случилось нечто, о чём я, возможно, не знаю, но из-за чего дочь не хочет меня видеть.
— Я сейчас! — раздался её голос из коридора второго этажа. Ещё раз поцеловав и прижав к себе сына, я быстро поднялась по лестнице. Но едва я оказалась наверху, как в конце коридора, держась за руку сестры, показалась Патрисия: растрёпанные волосы, заспанные глаза, которые она тёрла кулачком, пижама и тапочки — весь её облик говорил о том, что малышку только что подняли с постели.
— Мама? — так же неверяще, как пару дней назад Лайнус, прошептала Патрисия. И так же, как Лайнус, закричала: — Мамочка!
После чего, не замешкавшись ни на миг, бросилась ко мне. Я подхватила её на руки и вместе с ней опустилась на верхнюю ступеньку. Крепко обнимая Патрисию, я целовала то её, то Оливию, присевшую рядом с нами и положившую голову мне на плечо. Сквозь слёзы я видела, как Лайнус знакомится с Асторией и Скорпиусом, как Драко и Николас разговаривают с отцом. Увидела мельком брошенный на меня насмешливый взгляд Люциуса. И единственная мысль, которая вертелась в моей голове в тот миг, была о том, чтобы это последнее испытание, выпавшее нашей семье, действительно оказалось последним.
-
-
12.02.2024 в 21:40Хотел бы поделиться с вами своим актуальным опытом поиска рекомендуемого автосервиса в Оренбурге. После длительного выбора, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife 56.
Что мне особенно понравилось в AutoLife56, так это профессиональный подход каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только качественно и оперативно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили нужные наставления по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько непросто порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете надежный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на AutoLife 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают каждый день, с утра до вечера, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется значимым для кого-то из вас. Буду рад слышать ваше мнение, если решите воспользоваться услугами АвтоЛайф 56.
Ремонт автоэлектрики
Дополнительный материал
Узнайте больше о АвтоЛайфе: наши преимущества в обслуживании автомобилях в Оренбурге Рекомендация: заслуживающий доверия автосервис в Оренбурге - АвтоЛайф 56 Опыт использования качественного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: сервис AutoLife56 Выбор надежного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: АвтоЛайф Предложение: надёжный автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife b8388bf
-
-
19.02.2024 в 16:34Look at these very best practices for website advertising:
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Kakie-ssylki-pokupat-132958-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Pozicii-sajta-771901-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Obratnye-ssylki-367971-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Zakupka-ssylok-dlya-sajta-587041-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Prodvizhenie-sajtov-i-seo-optimizaciya-v-poiskovyh-sistemah-751099-12-05
If intrigued, produce to PM and e-book early accessibility
-
-
20.02.2024 в 04:15eroscenu.ru/?page=45594
eroscenu.ru/?page=103
eroscenu.ru/?page=17468
eroscenu.ru/?page=48047
eroscenu.ru/?page=30390
eroscenu.ru/?page=5395
eroscenu.ru/?page=39515
eroscenu.ru/?page=31268
eroscenu.ru/?page=36776
eroscenu.ru/?page=15439
eroscenu.ru/?page=13830
eroscenu.ru/?page=41051
eroscenu.ru/?page=15368
eroscenu.ru/?page=49896
eroscenu.ru/?page=9174
eroscenu.ru/?page=10939
eroscenu.ru/?page=20048
eroscenu.ru/?page=46524
eroscenu.ru/?page=43565
eroscenu.ru/?page=14696
хорошие ссылки развлекательные ссылки культурные ссылки гастрономические ссылки Test, важные ссылки музыкальные ссылки научные ссылки популярные ссылки образовательные ссылки информативные ссылки 15_f746